За что боролись… - [23]

— Ты посмотри, Александр Иванович, какая прыткая стерва, — сказал он. — А Вася спекся, что ли?

Вася лежал в углу и пускал пузыри.

— Ах, сука… — периодически повторял он, раздувая ноздри, но не делая попыток подняться.

— Василий, уволю в… — холодно сказал Александр Иванович, впервые употребив нецензурное выражение.

Василий, охая, поднялся и на полусогнутых поспешил ко мне. Вероятно, его не прельщала перспектива остаться без работы, потому что он изобразил очень сносный прием и даже попал бы мне в челюсть, если бы моя нога не пришла в тесный контакт с его боком. Вася, крякнув, отскочил к двери, в этот момент она почему-то отворилась, и на пороге появился Кузнецов с недопитой бутылкой портвейна.

— Ах ты, чтоб мать твою!.. — пробормотала я при виде этого идиота и в расстройстве чувств ударила Валеру так, что тот не удержался и упал прямо к ногам своего начальника, стоявшего возле стола. Вася хищно посмотрел на Кузнецова и бодро поднял руку для хука, но Костя не растерялся и ударил бутылкой по лысому черепу охранника. Та разбилась, окатив многострадального Васю градом осколков и дурно пахнущим водопадом дешевого портвейна.

В помещение заскочили Казаков и еще какой-то парень, и я издала вопль отчаяния.

— Кузнецов, ты че, совсем долбанулся?.. — завопил Казаков, нервно пиная рухнувшего ниц охранника. — Там еще грамм двести было… а это п-последняя бутылка!

— Да тебе и так хватит, дружок, — мило улыбаясь, сказал Александр Иванович. Затем улыбка пропала с его лица. — Попрошу теперь всех очистить помещение. Хоенц, а ты что тут делаешь? Отец давно ушел.

— А вы и есть тот польский еврей?.. — пролепетал Казаков.

— Не, не он, — отвечал Хоенц, холодея. — Пацаны, идем отсюда, а? Ну пойдем, а?..

— Вот здравый совет, — сказал Александр Иванович, приглаживая аккуратную челку. — Мадам, если вы и ваши, с позволения сказать, друзья потрепали моих людей, это еще не дает вам права вести себя таким неучтивым образом. Валера, забери этого остолопа и иди к себе. Я сам разберусь.

Он подошел к нам и почти нежно улыбнулся мне.

— Не знаю, что побудило вас затеять такое шумное представление, но мне это определенно доставило удовольствие. Приятно, что такая красивая женщина может постоять за себя.

В этот момент пьяный Кузнецов сделал резкое движение в его сторону. Никто не успел ничего понять, но Кузнецов полетел в одну сторону, Казаков, увлекая за собой Хоенца, в другую, а я, не смирившаяся, естественно, с избиением своих друзей и сделавшая хищный выпад в направлении Александра Ивановича, — оказалась на коленях спиной к нему, с перехваченными сзади руками и крепко зажатой шеей.

— Ну, ну, милая, — сказал он, — я не люблю быть грубым с женщинами.

С этими словами он поцеловал меня в шею, и я не сказала бы, что это было неприятно. Впрочем, я попыталась вырваться, но тут же поняла, насколько это бесполезно.

— Вы мне очень понравились, — сказал он, отпуская меня. — Позвольте представиться: Тимофеев Александр Иванович, заместитель начальника охраны «Атланта-Росс», возглавляю, с позволения сказать, секьюрити этого завода.

— Приятно познакомиться, — ответила я, — пошли, идиоты.

— Надеюсь, мы увидимся еще, очаровательная и опасная незнакомка?

— Разве что в аду, — произнесла я, в сердцах хлопая дверью.

— Ну, пусть так, — весело сказал Тимофеев. Подойдя к своему столу, он взял телефонную трубку и набрал номер.

— Тимур Ильич? Да, это Тимофеев. Да, все было так, как ты говорил. Слушай, Тимур Ильич, а она очень даже ничего. Что? А-а-а, ладно. Ну все. Счастливо, Тимур Ильич. Увидимся завтра. Светлова из больницы?.. Ясно, сделаем.

Подумав, он набрал другой номер, долго ждал и наконец услышал в трубке сиплый недовольный голос с украинским акцентом:

— Ну, шо тоби трэба?

— Здорово, Тима, — приветствовал его Александр Иванович. — Ты че мне за лохов отрядил? Их одна баба с одной ноги обоих!..

— Яка баба?

— Така, — грубо передразнил его Тимофеев, — с дырой! Ох, допрыгаешься ты у меня, Новаченко.

— Ну уволь их к ядреной матери, и весь сказ, — уже по-русски сказал Тимофей Леонидович.

— Зачем увольнять? Переведу их картошку охранять на торговой базе, им там самое место — бомжей пугать.

— От и добрэ, — проворчал Новаченко.

Глава 8

Неудачным визитом на предполагаемый пункт синтеза перцептина мои несчастья на этот день не окончились. Оказалось, что при падении и без того пьяный Хоенц ударился головой о стену и отключился. Бесчувственного волосатого идиота доволокли до машины и швырнули на заднее сиденье. В сердцах я предложила выбросить его на остановке на лавку, авось или очухается, или подберет ППС. Однако Кузнецов и Казаков отказались расставаться с новообретенным другом и, сверкая улыбками, начали задушевно уговаривать меня взять его с собой, наперебой ошеломляя жутким алкогольным перегаром.

— Тем более будет кому за пивом ходить, чтобы не нарушать твоих запретов, — очаровательно улыбаясь, пролепетал Казаков.

Этот последний повод добил меня, и я решительно нажала на педаль газа.

…Хоенц очнулся уже в центре города и, жалобно простонав, потребовал водки. Пришлось тормознуть около забегаловки, где, к моему вящему неудовольствию, троица застряла надолго. Вышли они оттуда лишь через полчаса, пьяные в стельку, и громко пели на всю улицу: