За что боролись… - [10]

Лучше пусть она, потому что и Влад хотел ее, перед тем как умер. А я кончен навсегда, и как это глупо, когда нервы тлеют, как умирающий трут, а глаза в зеркале напротив говорят, что ты уже мертв. Ворота ада отверзнуты, и гореть мне там вечно…

Правда, я забавно написал? Не умирайте, как Вишневский и я. Светлов».

— Типичная паранойя, — сказала я, — ваш Светлов никогда не страдал нервными расстройствами?

— Нет, вы не понимаете!.. — рявкнул Кузнецов. — Нам нужно спасти Светлова, а вы разыгрываете из себя диагноста.

— Одни психопаты и наркоманы, — нервно сказала я, надевая плащ. — Ну, поехали, где там ваш Светлов?

В этот момент Кузнецов повернулся ко мне спиной, и я ясно различила в его коротко остриженных волосах седые пряди.

— Он может прийти в себя, — сказала Бессонова. — И когда он откроет глаза, он должен увидеть нас.

— Одни психопаты! — повторила я и с силой захлопнула дверь квартиры.

* * *

— Очень странный человек ваш Светлов, — говорила я, злобно выворачивая руль с целью обогнуть очередную пробку. — Он всегда такой?

— Нормальный, — пожал плечами Кузнецов и недовольно отвернулся: вопрос был явно ему не по душе.

— А как насчет этой записки с ярко выраженной манией преследования и неврастенической концовочкой в стиле дешевых голливудских «ужастиков»? Это самое невинное, что я могу ему инкриминировать.

— Он не стал бы писать такой записки просто так.

— А почему он не предупредил вас непосредственно? Он же видел вас… Да, да, видел на зачете.

— А хрен его знает, — честно ответил Кузнецов. — По крайней мере, я знаю одно: просто так из окна не выпрыгивают. Он же хотел покончить с собой.

— Суицидальный синдром, — ответила я. — У Светлова явно не все дома.

— У него с детства не все дома, — вмешалась Бессонова, — особенно когда он в пятнадцать лет выиграл международную олимпиаду по химии.

— По химии? — переспросила я. — Ну ладно, допустим, Светлов говорил правду. Допустим, что Лейсман… насчет Анкутдинова я сильно сомневаюсь… Лейсман замыслил устранить вас всех, как я полагаю, по принципу принадлежности к команде-чемпиону «Брейн-ринга». Тогда вопрос: Костенька, родной, у тебя давно волосы седеют?

Кузнецов вздрогнул и повернул ко мне озадаченное и хмурое лицо.

— У Влада Вишневского, который умер сегодня утром, вся голова была белая, — будто ненароком добавила я.

Кузнецов посмотрел исподлобья — коротко, холодно, недобро — и вдруг широко улыбнулся, блеснув в полумраке салона великолепными белыми зубами.

— А я ничего не знаю, — почти радостно сказал он, — конечно, я подозревал, что нас — особенно меня и Вишневского… ну, еще Романовского… — накачивают какой-то дрянью. Уж что-то слишком умный я стал.

— Буквально так?

— Умнее, умнее. Это сложно объяснить… Нам давали разные напитки в офисе Анкутдинова, говорили, что они способствуют усвоению и запоминанию информации… Понимаете, разница ощущений между обычным мировосприятием и тем — ну, как будто вы находитесь в полутемной комнате с серыми выступами на стенах… и вдруг включают свет, и вы видите, что выступы вовсе не выступы, а шкаф, бра, картина, стол… что потолок белый, а обои сиреневые в синих разводах… Мы делали вид, что верили. Так надо, говорил нам Вишневский.

— А почему Светлов не был в команде?

— Вы знаете… он не годится для этого. Он же неврастеник и теряется в трудный момент совершенно. Он консультировал нас.

— Кто отбирал вас в команду?

— Какие-то спецы из НИИ. Компьютерное тестирование, собеседования, медицинское обследование.

— Вам не показалось странным, что при отборе в интеллектуальную, а вовсе не спортивную команду вас освидетельствовали медики?

— Хозяин — барин, — пожал плечами Кузнецов, — Лейсман волен делать все, что ему заблагорассудится; финансовая сторона дела — за ним, и поэтому… Ну, вот так.

— Значит, ты знал, что принимаешь перцептин?

Кузнецов косо глянул на меня и поморщился.

— Кто вам сообщил название?

— Светлов, — ответила я, выруливая по тротуару и тут же сворачивая на проезжую часть. Какая-то бабулька взвизгнула и ударила авоськой по багажнику, когда я едва не раскатала ее старые косточки по мокрому асфальту.

— Пробка, — оправдываясь, сообщила я.

— Тоже мне чемпион мира «Формулы-1», — снисходительно выговорил Кузнецов и после паузы добавил: — И мне Светлов.

— А кто такой Светлячок, не знаешь?

— Светлячок? Ни разу не видел. По слухам, он и синтезировал перцептин. Да мы все «светлячки», да, Ленк? — обернулся он к Бессоновой.

— Молчи лучше, — коротко ответила та, — так ты выглядишь умнее. — И, обращаясь уже ко мне, продолжала: — Его знали только Светлов и Вишневский. Вишневский — еще не знаю, Светлов — точно. Он всегда был любимцем Лейсмана, и тот от Леши ничего не скрывал, насколько я могу судить.

— Они как повязаны, — добавил Костя.

— Хорошо повязаны, — одобрила я, — если Лейсман хочет его убить.

— Надеюсь, сейчас Светлов ничего не станет скрывать. Если он придет в сознание, — резюмировал Кузнецов.

* * *

К Светлову нам пришлось прорываться едва ли не с боем. Однако боевые действия открыла противная сторона в лице мужиковатой мускулистой медсестры с движениями профессионального боксера. Брызгая слюной, она в наиболее доступных нашим жалким мозгам выражениях поведала, что в реанимационное отделение мы сумеем попасть, только перешагнув через ее труп. «Слонопотам какой-то, — подумала я, оглядев ее корпус, достойный Майка Тайсона и Холифилда, вместе взятых. — Не перешагнешь, однако».