За чертой - [7]

— И с собой дала, — поддержал Юру один из оперов, держа в руке пакет с едой.

***

Труп был обнаружен в кустах, принадлежал явно бомжу, и умер тот бомж далеко не своей смертью.       Увиденное заставило бы содрогнуться даже видавших виды. На теле несчастного обнаружилось порядка двадцати колото-резаных ран на груди и лужа крови под трупом, что однозначно свидетельствовало о прижизненности полученных повреждений.

Сразу бросалось в глаза, что у человека отсутствовал скальп, и лишился он его тоже когда ещё был жив.

 Место обнаружения трупа располагалось достаточно отдалённо от проезжих дорог, да и пешеходы в ночное время тут очень редки: в парковой зоне, изолированной автомобильной развязкой от жилых кварталов.

Ситуация выглядела по крайней мере странно. Кому понадобилось убивать бомжа и снимать с него скальп?

Каково же было удивление Володи, когда по прибытии в бюро выяснилось, что Семёныч выезжал на аналогичный случай, только в другом районе, но тоже в парке.

Это уже была серия.

Мотивы двух безумно жестоких убийств выяснить казалось просто невозможным. По крайней мере, в голову никому ни одна мысль не приходила.

Семёныч полез в гугл смотреть, есть ли у какой-либо секты аналогичные ритуалы. Следователь звонил ему каждые десять минут с одним и тем же вопросом:«Нашёл?». Потому что вероятность повторения аналогичных убийств была высока. Оптимизма это никак не прибавляло.

 Володя же искал в сети не секты, а просто что-то аналогичное. Просто убийства бомжей.        Интересно, что раскрыты преступления оказались в один и тот же день именно благодаря интернету. Следователь наткнулся в сети на фотографии живых и мёртвых жертв, гордо подписанных словами: «Мы чистим город».

Дальнейшее расследование было делом техники. Нашли ай-пи адрес компьютера, с которого были выложены фотографии и задержали его владельца, тринадцатилетнего подростка.

Оказалось, что в группу убийц входили пять человек: младшему исполнилось одиннадцать, старшему — пятнадцать, все из неблагополучных семей.

Идея убивать бомжей возникла от скуки, а реализовать её большого труда не составило. Скальпы снимали потому, что «было интересно, как это». Вот именно так они и выразились.

Вместо школы «детишки» в кино ходили, фильмы любили смотреть. С восторгом рассказывали про ленты «Адский бункер» и «Омерзительная восьмёрка».

Вот так раскрылось дело, которое предвещало стать «висяком».

 На душе было мерзко. И Володя, и Семёныч никак в толк взять не могли, как же так, они ведь дети. Просто дети.

Домой идти не хотелось. Сидели и говорили. Боялись принести в семьи негатив от произошедшего и страх за собственных детей.

В головах видавших многое экспертов не укладывалось, как можно убить просто так, ни за что. И чувствовать себя героями. Как получилось настолько извратить понятия о добре и зле.

Говорили о разном: о собственном таком далёком детстве, о том, как двор на двор ребятнёй ходили. О драках и играх, о кино, о том, как героями быть мечтали, про книжки, прочитанные когда-то.

 — Вова, а ты помнишь первую девочку, за которой ухаживал? — спросил Семёныч.

— Конечно, как такое забудешь. Я и поцеловался тогда впервые. Такая история романтичная. Она жила в квартире над нами, приходила к маме русским языком заниматься. Казалась мне невероятно красивой. И глаза у неё с поволокой, и ресницы как опахала, и брови дугой, ну точно принцесса из сказки.

— А грудь? Грудь у неё какая была, бёдра?

— Семёныч, не поверишь, ни на грудь, ни на бёдра я не смотрел, меня тогда глаза больше волновали, волосы.

— Это как же так, Вова?

Семёныч, похоже, догадывался о том, что скажет его друг дальше.

— Да мал я был слишком, мне всего пять лет стукнуло.

— А она? — захлёбываясь смехом, продолжал расспросы Семёныч.

— А она красивая семнадцатилетняя девушка, готовилась в институт поступать, вот мама её натаскивала. Но ты не думай, я ей признался, и жениться обещал, просил её подождать, пока вырасту.

— Ждала?

— Нет, через два года замуж вышла. Не везло мне до Ксюхи с женщинами. Я у неё на свадьбе так рыдал. Ты себе даже не представляешь.

— Знаешь, Вова, а у меня в саду детском первая любовь была. Горшечная, так сказать. Олей звали. Она толстая была, крупная девочка, и её дразнили все толстухой и колобком. А я любил, защищал, героем себя чувствовал.

Семёныч хотел рассказать что-то ещё, но не успел, потому что в дверях ординаторской нарисовался Юра.

— Ребята, как хорошо, что я вас застал. Думал звонить сначала, а потом решил сюда заглянуть. И оказался прав. Собирайтесь, поехали.

 — Куда на этот раз?

— На улицу, где Огурцова убили. Там девушку машина сбила насмерть.

— Семёныч, давай ты один. Я на работе день всего, — попросил Володя.

— Нет, Александрович, поехали вместе. Мне, как и тебе, не нравится эта улица и происходящее там тоже не нравится. Одна голова хорошо, а две лучше.

— Вот, скажи, Семёныч, и что мы по домам не ушли? Какая нелёгкая нас задержала?

— Да помяни чёрта — и он тут как тут! — Эту фразу Семёныч произнёс, глядя прямо на Юру.

— Ругайтесь-ругайтесь. Можно подумать, что это я все эти убийства придумываю и вам работу подкидываю.