За Байкалом и на Амуре. Путевые картины - [70]

Из гражданских переселенцев есть еще, тоже около Благовещенска, поселившиеся вблизи архиерейского дома скопцы, но их немного, всего семей шесть или семь и кроме молочного хозяйства да отчасти птицеводства они ничем не занимаются. Молокане же доставляют в город дрова, делают бочонки для отправки вниз по Амуру солонины, доставляют со своих огородов овощи, хотя пока и в очень незначительном количестве. Они же первые начинают пробовать пшеницу, которая почему-то очень плохо родится у русских, подвергаясь почти каждый год болезни, известной под названием помпы, — красная сыпь на колосьях. В маньчжурском же хозяйстве засевается всего более пшеница и никогда не сеется ни ржи, ни ярицы. Некоторые из молокан, более состоятельные, строят в Благовещенске свои дома и отдают их под квартиры. Один построил верстах в 20-ти от города речную мельницу, но при отсутствии необходимых занятий дело не доведено до конца. Один артиллерийский офицер предложил свои услуги молокану и взялся поправить у него мельницу. Но импровизированный механик еще больше напортил, так что молокан — хозяин мельницы — вынужден был просить услужливого механика оставить его в покое.

— Уж я те, ваше высокое благородие, самых что ни на есть лучших арбузов предоставлю, только уж ты, значит, пожалуйста ослобони меня от твоей работы.

Офицер закусил губы и должен был оставить мельницу в покое. При основании города задумали наши русские механики устроить конную мельницу; мельницу-то выстроили, а работать на ней нельзя, не действует, значит! Так теперь и стоит на берегу уродливое здание, крытое соломой. О ветряных мельницах никто и не думал, а они, кажется, были бы очень полезны Благовещенску, — он стоит на ровной безлесной местности и ветры в нем бывают очень часты и продолжительны. Соседи — маньчжуры — не имеют ни речных, ни ветряных мельниц, — одни только ручные и конные, и потому цена на пшеничную муку в Благовещенске не бывает дешевле 1 р. 50 к. за пуд, доходя иногда до 2 рублей с половиной.

В Благовещенске, в первые два года его существования, затевалось многое, но ничего не сделалось. Устроилось было общество огородничества, выпросили и землю, и работы начались, да потом все забросили, не собрав плодов даже с одного посева. Потом один из докторов проектировал кожевенный, салотопенный и мыловаренный заводы, но сочувствия в публике не оказалось, хотя дело это действительно было бы выгодное. В заключение, архитектор предложил образовать компанию для устройства пивоваренного завода, но это уже конечно само по себе не могло пойти при дороговизне и недостатке хлеба. Около Благовещенска принимались устраивать хозяйство на рациональных началах два фермера. Один поляк, нарочно для этого переселившийся из Забайкалья, а другой местного батальона офицер, променявший шпагу на плуг; но дело у обоих рухнуло самым плачевным образом. Поляк начал первый. Он поселился по Зее, приплавил из Забайкалья скот (в то время не было еще разрешено покупать скот у маньчжур), сделал постройки и принялся за дело, но наступившая прибыль воды затопила его хлеб, а скот весь пал от заразительной чумы. Собрав свои последние крохи, бедный поляк, отец многочисленного семейства, принялся снова за дело и на будущую весну погорел. Пожар, случившийся по неосторожности рабочего, лишил его последних средств и возможности продолжать хозяйство. Неизвестно, что случилось с ним впоследствии. Во время моей жизни в Благовещенске я его видел сгорбленным и истомленным. История другого фермера не имеет такого грустного характера. Воинственный фермер уложил на свою ферму все, что у него было, наделал долгов и снова променял плуг на шпагу. Но в истории амурского фермерства есть замечательный по своей бестолковости ход дела фермы господина Р., о котором сам Р. под именем «Амурского хлебопашца» печатал две статьи в Русском Вестнике: «О вольнонаемном труде на Амуре» и «Из амурской жизни» (Русский Вестник 1863–1866 года). Но как известно, что правильный и беспристрастный суд над самим собой не всякий может произнести, то и г. Р., рассказывая о ходе своей фермы, скромничал перед читателями и не рассказал своих хозяйственных промахах. Я потому говорю открыто о промахах г. Р., что дело, им заведенное на Амуре, принадлежало всецело мне. Тут была положена вся моя жизнь, все мои средства и самая колоссальная ошибка была, конечно, с моей стороны, так как я забыл о басне Крылова, что не бывает добра, когда пироги печет сапожник. Теперь уже от этой фермы осталось только одно воспоминание. Господин Р. так запутался в своих делах, что не имел возможности получить выписанные мною кругом света сельскохозяйственные машины, — они, кажется, до сей поры лежат в Николаевском порту, как уведомлял меня частным образом торговый дом Есипова и К°, я же со своей стороны получить их не могу, потому что все акты, доказывающие о принадлежности их мне, переданы г. Р., уехавшему впоследствии с Амура Бог знает куда[23].

Много было говору о странном выборе места для постройки города и немало удивлялись этому выбору; некоторые даже делали такой смелый вывод, «что для города Благовещенска старались найти по всему Амуру худшее место и хуже того, на котором он построен, найти трудно»; конечно, это шутка, но тем не менее нельзя догадаться о причинах, руководивших в этом случае основателями города. Строевой лес далеко, город Айгун в тридцати верстах, Зея в трех верстах, пристань неудобна, местность песчаная и подвержена частым ветрам — вот неудобства города и, по всему вероятию, они были известны основателям, следовательно из них многие могли быть устранены. Город мог быть построен против Айгуна, где 30 т. населения и от этого соседства могла выиграть торговля, так как обмен совершался бы быстрее, и преимущество быть городу при устье заключается в том, что тогда не нужно было бы заводить вверх по Амуру лес, сплавляемый с верховьев Зеи, и, наконец, как ни рассуждайте о безлюдности Амура, но в будущем очень важно значение города, стоящего при двух громадных реках.