Южный Урал, № 1 - [36]

Что тут делать? Дед ухарь был, смекалист. Он проворно сапоги долой и давай нагребать золото. Насыпал доверху, связал голенища за ушки опояской, едва-едва взвалил на плечо и, пошатываясь, пошёл к выходу. Вот и порожек, да вестимо тут лукавый попутал, вспомнил старик про вино и потянуло его хлебнуть ковш-другой. Зачем дело стало? Вино-то рядом в бочке! Поставил дед сапоги с золотом на землю, подошёл к бочке с хмельным, зачерпнул ковшик, ну и бывай здоров! Вино баское[16]. По душе старику глянулось. Выпил он ещё ковш, а там третий, а за ним четвёртый. Охмелел старик, повеселел. И отчего не повеселеть: и вино хмельно, и золота бездна! Выпил старик изрядно, забрал золотишко да к выходу подался. Но не тут-то было! Дверь-то ни в какую: ключ не подходит, свет погас и опять тьма кромешная. Хоть глаз выколи, ничего не видать! Обшарил старик всё подземелье, а выбраться никак. Измаялся дед, опустил сапоги с золотом на землю и тут опять всё засияло, дверь готова раскрыться. Старик обрадовался, сгрёб сапоги с золотом, да к выходу. Ан опять всё разом сгасло и дверь ни в какую! Что за оказия? Возьмет золото, сгаснет свет, дверь не открывается, опустит клад на землю, огни засверкают и выходи, куда хошь! Вот так притча! По пьяности старик и не смекнул, что к чему, а когда смекнул, то волосы на голове дыбом, мороз по коже продрал и ноги подкосились. Наконец-то, надоумился старый: заколдован тот клад! И мешает ему нечистик вынести добро. Однако, старик понемногу пришёл в себя, да и по правде сказать хмель-то испарился. Он тут молитовку сотворил, да клятву дал: «Унесу золото, всему обществу будет на пользу!»

Только пообещал это, тут и свет заструился и ключик в самый раз в замочную скважину подошёл, и всё к месту пришлось. Дед свободно перешагнул порог и на свет божий выбрался. И только из подземелья убрался, как вслед кто-то крикнул:

— Ну счастье твоё, молодец, что спогадался дать добрую клятву, а то ни тебе бы не выбраться, ни добра не видать!

Вышел дед на дорогу. Сапоги портянками заткнул, чтобы золото не сверкало. Утро давно занялось, впереди и село замаячило, дымок над трубами вьётся. «Ну, думает дед, всю ночь провозюкался, а всё же добра изрядно нагрёб!»

А тут по дороге едет знакомый мужик.

— Откуда ты, Демьянушка? — спрашивает он и приглашает его сесть на телегу.

Ну, старик, не говоря лишнего, взгромоздился на телегу. Известно, с тяжёлой ношей не под силу тащиться на село.

«Вот, думает он, всё одно к одному хорошо сотворилось. Теперь, брат, шалишь, заживу. Ой, заживу! Другим завидно станет!»

Мужик вдруг обернулся и спрашивает деда:

— А ты ведь обществу обещал послужить!

Старик не растерялся, хоть и удивительно совпало слово.

— Ну, что мне до общества! Люди и без меня проживут, не для них старался!

И только сказал это: сразу ни мужика, ни телеги, ни золота. Лежит он среди дороги, голова с похмелья трещит, а на селе петухи поют…

Горщик смолк, склонил свою головку с седым хохолком и хитренько посмотрел на дедушку.

— Чул, как обернулось дело? — с лукавинкой спросил он.

— Скажи на милость! — покачал головой дед. — Надо же ему толику было на общее дело отпустить!

— Вот то-то и оно! — сказал старик. Схватясь за бок, закряхтел.

— Ох, и бок, что-то ломит. Всю путь-дороженьку намаялся. Надо знать, простыл! — пожаловался он.

— Ты, дед, не приставай боле, дай человеку с дороги передохнуть! — вступилась за прохожего человека бабушка.

Деду очень хотелось ещё послушать горщика и самому кое-что о кладах рассказать, да было поздно. Нахмурясь, он уступил бабушке. Странник улёгся на скамью под окном, укрылся старым полушубком хозяина и скоро захрапел. Но старый казак долго не мог угомониться, всё о чём-то шептался со старухой.

И только я да кот Власий Иванович, забившись в свой уголок, лежали и помалкивали. Думалось мне соблазнить Митяшку и уйти с ним в степь отыскивать сказочные сокровища. С этими мыслями я и уснул…

Горщик проснулся раненько, умылся и собрался в дорогу. От завтрака он отказался.

— Вот дойду до места и перекушу. Пока прохлада, только и бежать по росе! — весело сказал он.

Гость поклонился старикам и вышел из домика. Дедко, однако, не угомонился и вышел вслед за горщиком. Он нагнал его у ворот и остановил.

— Погоди, чуток, милый человек, — позвал он гостя. — Надо спросить у тебя словечко!

Старик послушно обождал, глаза его прищурились на солнышко.

— Эх, и погодушка ноне жаркая будет! — сказал он ласково.

Дедушка подошёл к нему.

— Слышь-ко, — прошептал он. — Так ты за кладем пошёл? Аль наврал вчера?

— Ну, что ты, батюшка, зачем же мне врать? За кладом иду, отец, за кладом! — глаза его стали лукавыми.

— Может скажешь, где клад тот, и я с тобой пойду! — заискивая, сказал старый казак. — У меня есть и роспись, только вот словечко не знаю заветное!

— Эх, мил-человек, у меня клад особый, в большом каменном сундуке он хоронится! — весело заговорил горщик: — А сундук этот э-вон! Гляди! — показал он посохом на гору Магнитную. — Вот она, милая! Тут и клад! Только вот не домыслю я, когда будет найден ключик к тому ларцу, чтобы народу нашему сокровища открылись… Ну, пошли, что ли со мной! — предложил он деду.