Южный Урал, № 1 - [30]

— Ох, горе-то какое с красавицей стряслось! Вот аспид! Ах, аспид! — огорчённо зашептала наедине бабушка.

Я ничего не рассказал Митяшке о ворожбе старухи. К чему? Он и без того слишком заботился о Варварушке, принося ей лишнюю боль. Все дни он трётся у церковного дома и заглядывает в окна, хотя там никто больше не поёт.

«Смотри и впрямь «отсушила» бабушка», — удивляясь силе заговора, думал я.

Однако, на деле произошло другое. Спустя три дня после памятного пения учитель внезапно заболел. Два дня лежал он в горячке и никто к нему не подходил. На третий день в курень к Варварушке прибежал школьный сторож и сообщил ей:

— Учитель наш шибко захворал. Приходил иерей, взглянул, да руками замахал. Баит, оспа приключилась, заразно!

— Ой, лихонько! — схватилась рукой за сердце казачка: — Что ж, чумовой, ранее молчал!

— А кто тут разберёт! — отмахнулся сторож. — Я думал огневица пристала, так та потрясёт-потрясёт, да и отстанет. А тут, на вот!

— Митяшка!: — закричала казачка и кинулась к нам за занавеску, где мы пересматривали богатство дружка. — Митяшка, обряжайся!

Она надела на приёмного сына чистые штанишки и рубашку и отвела в наш курень.

— Баушка! — поклонилась она старухе. — Не оставьте, Христа ради. Примите на время моего сыночка.

— А ты куда — удивилась бабушка. — Да что случилось?

— Захворал, шибко захворал Кирик Леонидович, помереть без досмотру может… А для Митяшки пропитание в чулане возьмёшь. Хватит, баушка, чем его прокормить! — Соседка положила на стол ключи от своей избы и кладовушки.

— Стой! — строго сказала бабушка. — Да помыслила ты, что робишь? Ведь ты мужняя жена, а идёшь в избу к одинокому, что подумают казаки. Наплетут, невесть что! И какой ответ ты будешь держать перед Степаном?

— Плевать мне на всё, баушка! — решительно сказала Варварка. — А как он один-одинёшенек да помрёт там, тогда и я в могилу сойду! Не выдержу, баушка!

— Да ты что, христос с тобой! — отступила старуха. — Да разве ж можно так прилепиться к чужому человеку?

— Не чужой он мне! Краше, милее всего на свете. Возьми Митяшку, баушка! — уговаривала она.

— Что ж, — наконец, сдалась бабушка, — оставь, не пропадёт у нас.

Мы с Митяшкой уже испытывали прелесть совместной жизни: отыскивали угол, где бы устроить братскую постель. Договаривались о своём маленьком хозяйстве, казачонок перетащил к нам во двор бабки.

— Теперь мы с тобой на равный пай будем играть: прибыль поровну и проигрыш поровну.

Сбегали на Яик, покупались, оповестили всех ребят о таком важном для нас событии. Казачата с завистью смотрели на нас. Словом мы стали ухаживать друг за другом, как настоящие братья…

Между тем, учитель, покинутый всеми, одиноко лежал в бреду в своей комнатке. Варварушка остановилась на пороге, обежала глазами горницу.

— Кирюша! — чуть слышно позвала она, но учитель не отозвался на зов. Она подошла ближе и склонилась над ним. Широко раскрытыми глазами он смотрел на склонившуюся над ним женщину и не узнавал её.

Она сменила ему бельё, положила на голову компресс и уселась у постели. Всю ночь, не смыкая глаз, Варварушка провела у больного. С наступлением утра она бросилась в станицу выпрашивать подводу. Станичники потешались над ней.

— Да тебе чего забота припала! — улыбались они. У тебя, небось, свой муж есть, так о нём и думай! А этот поваляется, поваляется, да и выдюжит. Оно, правда, щербат будет. Ну, да с лица не воду пить! Небось, Любушка и за такого замуж пойдёт!

Жестокие! Они знали, что этим безжалостно разрывают сердце Варварушки. Похудевшая за одну ночь, большими страдальческими глазами она смотрела на казаков.

— Родные мои, не откажите! Пожалейте! Разочтусь! — кланялась она.

Она не замечала ни насмешек, ни укоров, не видела двусмысленных улыбок и подмигиваний. Один Потап Дубонов подошёл ко всему этому по-купецки.

— Будет конь и бричка! — твёрдо посулил он. — Ты только скажи, милая, куда ехать и чем отплатишь?

— Надо мчать в Верхнеуральск, к фершалу, спасать Кирика Леонидовича. Ведь сгибнет он, ой, сгибнет! — со стоном сказала она.

— Дело хорошее, нужного человека спасти! — одобрил Дубонов. — Десять днёв за коня отработаешь?

— Отработаю! — твёрдо пообещала Варварка.

Дубонов вызвал сына, тот немедленно запряг пару добрых коней и казачка погнала в Верхнеуральск. Всю дорогу ей казалось, что учитель умирает: она то плакала, то яростно погоняла коней, хотя сытые резвые кони и без того быстро мчали.

Казак Подгорный удивился, когда дочка примчалась в Верхнеуральск. Не таясь она во всём призналась отцу.

— Дело хорошее, — смутившись сказал казак. — Но чего тебя приспичило ехать? Что только люди подумают?

— Жить без него не могу! Истомилась вся! — горячо выпалила своё наболевшее Варварка.

Казак покраснел, набычился.

— Вот возьму возжи, да отхлестаю тебя за такое дело! — пригрозил он. — Ты что на мои седины позор кладёшь! — он поднял кулаки и грозно пошёл на дочь.

Варварка не отступила. Горящими глазами она смотрела на отца.

— Посмей только! Зарежусь или утоплюсь! — с мрачной решимостью сказала она.

Он взглянул ей в очи и понял, что она и на самом деле не отступит от задуманного. Казак помрачнел и отошёл от дочери.