Южный рубеж - [18]

– Overspisning flyveagar skgoblin!( – Объевшиеся мухоморов лешие! Дат.) – выругался старший и подозвал к себе обоих финнов. Им хватило всего пары секунд, чтобы всё понять, и дальше к затону, они дошли уже без приключений.

Минут двадцать уже наблюдал за базой старший дозора, и ничего его не могло насторожить. Греясь на завалинке, у входа в избу сидел часовой, да и какой это был часовой, так, одна пародия. Его копьё было прислонено к стене, плотницкий топорик на поясе был сдвинут подальше, а сам он, отсвечивая голым торсом, гладил двух лохматых собачек и что-то там мурлыкал себе под нос. На подмостках у затона сидел какой-то невыразительный пожилой мужичок и удил с него рыбу, вот только что на глазах он вытащил приличных размеров язя. А над избушкой из верхнего продуха шёл еле видимый дымок, и даже до недалёкого перелеска с дозором доходил явно различимый запах ухи. Гюнтер ощутил во рту прилив слюны. Дело было к обеду, и хотелось уже поесть чего-нибудь горяченького. Всё было спокойно, и можно было тихонько подкрасться поближе. Вдруг из избы неожиданно вывалились два мужика и, широко разевая пасть, начали бранить друг друга плохо понятными датчанину словами. Единственно, что он смог разобрать, это были какие-то местные ругательства, связанные со свиньёй, собакой и чьей-то там матерью.

– Bastards! Deeralleberusether! ( – Сволочи! Они же тут все пьяные! Дат.) зашипел Гюнтер, приметив, что и бузотёры, и рыбак, и даже сам часовой заметно покачиваются. А рыбак так и вовсе, пока вытаскивал из реки рыбу, как то умудрился свалиться с мостков, и теперь вот весь мокрый вылезал, громко ругаясь. Удочки у него в руках уже, разумеется, не было.

Всё тут было ясно, и дозор, уже не таясь, вышел на базу. Какие бы ни были разбойники недотёпы, но службу они всё же знали и, когда Гюнтер подходил к избе, его уже встречали четверо грязных и косматых мужика с простыми копьями да топорами в руках. А сзади от затона, заметно пошатываясь, подходил с длинной оглоблей тот самый мокрый рыбак. Всех их хватило бы волкам Гарольда на полминуты, время только выхватить короткие мечи да пошинковать в капусту. Но старший дозора улыбнулся как можно дружелюбнее и, вытянув в стороны пустые руки с зажатой сосновой веточкой, начал спокойно что-то говорить на незнакомом для русских языке.

– Старший дозора Гюнтер приветствовать люд Чудина, – довольно сносно переводил один из финнов, – Где есть ваш хозяин и почему он не встречать сам своего друга Гарольда?

Один из недавних скандалистов почесал глубокомысленно голову, засунул топор за пазуху и что-то зачастил по-русски.

– Меедленно, меедленно говори, – морщась, выговорил переводчик и начал пересказывать все то, что понял из сбивчивого рассказа русского.

– Эта пьяная свинья говорит, что их атаман Чудин прислал весть, ждать его в затоне после завтра. У них много дорогого товара, а дороги ещё не просохли, поэтому они и задержались с подходом.

Финн усмехнулся.

– Ещё он просит не говорить хозяину, что ты увидел их, пьяными, иначе за это он может лишиться головы. Они решили всё тут выпить до прихода ватаги и не рассчитывали быть нами застигнутыми.

Гюнтер оглядел весь двор и усмехнулся:

– Переведи им, что, если они не приготовят нам царский ужин, скрыть это досадное происшествие ему будет весьма и весьма трудно.

После того, как финн закончил говорить, все русские мужики разом начали кивать и униженно кланяться.

– Beskidte russiske svin!( – Грязные русские свиньи! Дат.), – Гюнтер сплюнул на землю и кивнул переводчику, – Оску, ты останешься с этими животными и смотри, чтобы они тут не перепились, пока мы будем сюда грести. А мы с Ялмари приведём в затон весь отряд. И последнее, спроси у того лохматого, как зовут их собак, этот вопрос им просил задать сам хозяин. Похоже, что для проверки.

Оску перевёл вопрос и, выслушав торопливое объяснение, ответил:

– Он сказал, что собаку женщину зовут «сучека Бусы», а собаку мужчину «кабелья Белый или Беляк», что-то в этом роде.

Гюнтер кивнул и развернувшись лёгко побежал в сторону протоки со вторым молчаливым финном Ялмари.

– Ну, всё! Начинается вторая часть балета – «развязка», – подумал Сотник, самолично играя роль лохматого и придурковатого недотёпы.

План пришлось менять и корректировать, ведь никто не ожидал прибытия такого огромного числа врагов, но вот главного изменить уже было нельзя. Предстояло сразиться с полутора сотнями отборных, вымуштрованных головорезов, и у командира стоял холодок на душе.

– Эй, финна, пошли, что ли в избу, у меня там солёная рыба вку-усная, – причмокнул и подмигнул, дурачась, Сотник.

– Я не финна, я есть воин сумь, свинья, – гордо вскинул голову Оску, направившись, тем не менее, вслед за русским.

      Какой же финн откажется от хорошей рыбы, тем более ждать своих товарищей предстояло долго.

      Дверная притолока была низковата и, когда гордый финский воин выпрямился, зайдя внутрь, резко вдруг развернувшийся русский нанёс ему жёсткий удар основанием левой ладони в печень. Оску согнулся пополам, но все же успел потянуться за сапожным ножом. И в это время второй резкий удар в затылок вырубил его сознание. Помощь зашедших «в развалочку» товарищей тут уже не понадобилась.