Южный Крест - [17]

Полунин поднял два пальца.

— Наиболее активные, — сказал он, — Освальдо Лагартиха и Рамон Беренгер. Тот и другой — студенты.

— Юристы, Надо полагать? — поинтересовался Келли, записывая имена в настольном блокноте.

— Да, оба. То ли с третьего курса, то ли с четвертого.

Келли усмехнулся.

— Вам не приходилось, дон Мигель, видеть в рабочих пригородах на стенах старые лозунги: «Будь патриотом — убей студента»? Я недавно видел, в Нуэва Чикаго. Старый, краска совсем выцвела, это писали в конце сороковых. Конечно, экстремизм, но нельзя отрицать, что тут есть здоровое зерно. Боюсь, они нам еще доставят немало хлопот, все эти леворадикальные сеньоритос… которых не устраивает капитализм, но очень устраивают чековые книжки папочек-капиталистов. Знаете, дон Мигель, когда о мировой революции говорит рабочий, мне это понятно; более того, даже когда он не говорит, а действует, когда он становится моим активным врагом — я могу понять логику его поступков, могу испытывать к нему известное уважение. Если понадобится, я буду в него стрелять, так же как и он в меня, тут все просто и честно. Но вот эта мразь… которая приезжает на митинг в собственном «кадиллаке» — причем предусмотрительно оставляет его подальше за углом! — а потом взбирается на трибуну и начинает орать о несправедливости буржуазного общества, это вообще не человек. Это взбесившаяся вошь, которую надо давить И самое смешное, что этим рано или поздно займутся сами рабочие, вот увидите… Ладно, мы проверим местные связи ваших студиозов.

— Кстати, по этому поводу, — сказал Полунин. — Доктор настоятельно рекомендует осторожность. Дело в том, что Лагартиха периодически появляется в Буэнос-Айресе…

— Он что, курьер?

— Вряд ли. Я думаю, его функции шире. Как бы то ни было, он может снова очутиться здесь в любой момент. Мы, естественно, постараемся вовремя вас предупредить: тогда можно будет хотя бы засечь его здешние контакты, выявить явки, адреса. Но если поднять тревогу преждевременно, нить может оборваться. Тут важно не спугнуть птичек.

— Уж это-то я понимаю, — буркнул Келли. — Никто не собирается вламываться с обысками к их родным… Речь пойдет только о наблюдении. Передайте Морено, что мне нужны фотографии.

— О! Чуть не забыл…

Полунин достал бумажник, порылся в нем и протянул Келли отрезок восьмимиллиметровой кинопленки.

— Они здесь оба, порознь и вместе. Лагартиха — это который повыше.

Келли разыскал среди бумаг большую лупу и, повернувшись со своим вращающимся креслом к окну, принялся изучать кадры.

— Обратите внимание на тот, что снят перед Паласио Сальво, — сказал Полунин. — Шестой, если не ошибаюсь. Лагартиха там с девушкой…

— Шестой сверху или шестой снизу? А-а, вижу. Сальво есть, но девушки пока… Вы хотите сказать — рядом с ним?

— Да, просто она в брюках.

— Ах, вот что… поди тут разбери. Тоже из их компании?

— Нет, это наша. Ее подсадили к Лагартихе.

— Подсадили? — Келли усмехнулся, вглядываясь внимательнее. — В таких случаях, амиго, обычно подкладывают.

— Ну, знаете, это уж ее дело — выбирать тактику. Я не стал бы связываться с агентом, который нуждается в подобного рода подсказках…

— Кто она, если не секрет?

— Немка, баронесса фон Штейнхауфен. В Уругвае с бельгийским паспортом… фамилию пришлось слегка подправить, получилось «ван Стеенховен».

— Морено, я вижу, времени даром не теряет. Умный старик, хотя и не без заскоков… — Келли повернулся к столу, нажал кнопку. Когда вошла «соратница», он протянул ей пленку. — В фотолабораторию, пожалуйста. Обычные отпечатки для архива, а портреты пусть сделают шесть на девять — экземпляров по двадцать. Скажите, чтобы хорошо подобрали бумагу, мне нужна предельная четкость изображения.

— Немка, говорите, — задумчиво сказал он, когда секретарша вышла. — Гм… интересно, где он ее раздобыл. Представить себе Морено с немцами…

Горячо, подумал Полунин. Совсем горячо! А, была не была…

— Ну, баронессу-то раздобыли мы, — сказал он. — К доктору она отношения не имеет, это наши особые каналы. Но почему вы считаете, что у него не может быть контактов с немцами?

— Деловые контакты у него есть, в Западной Германии. А здешних немцев он ненавидит как чуму… И не без оснований, будем уж откровенны, — добавил Келли. — Но, конечно, личные наши симпатии…

Полунин, заинтересованный еще больше, подождал конца фразы — и не дождался.

— В том-то и дело, — сказал он осторожно. — Иногда для пользы дела с кем только не приходится… Поэтому я не удивился бы, узнав, что доктор решил поближе познакомиться с немецкой колонией, последнее время его заметно беспокоит проблема иностранцев.

— Что вы имеете в виду?

— Посудите сами — кого только не понаехало сюда за десять послевоенных лет…

— Наша традиционная политика, — Келли пожал плечами. — Не забывайте, Аргентина создана иммигрантами. Они и до войны ехали.

— Верно, и все же есть существенная разница. До войны ехали в поисках работы, в поисках свободной земли для колонизации, эти иммигранты хлопот не доставляли. А после сорок пятого года сюда хлынули политические беженцы, или, скажем точнее, люди, ставшие беженцами в силу политических факторов. Это несколько меняет картину, вы согласны? Мы тут как-то говорили с доктором о русских… Я ведь, кстати, и сам русский…