Южные ночи - [27]
— Так вы хотите что-нибудь узнать о производстве сахара или нет? — спросила она.
— К моему несчастью, я обязан всем этим интересоваться, — ответил Тревор, с вызовом глядя в глаза своей спутнице.
От его взгляда каждый нерв Леа зазвенел от напряжения. Невольно ей вспомнилось, как описывала майора Хипи, и она почувствовала бесконечную симпатию к Тревору.
Боже! Что с ней творится?
— Вы что-то сказали, Леа?
Она вспыхнула румянцем, а Тревор, склонившись немного в ее сторону, добавил:
— Думаю, вам лучше просто показать мне самое главное. Остальное я как-нибудь освою потом.
— Очень хорошо, раз вы настаиваете. Поскольку я обычно не прерываюсь на ленч, то мы можем сегодня же закончить нашу экскурсию. — Слегка тронув поводья, она направила лошадь на восток. — Обычно по утрам я наведываюсь на перерабатывающую фабрику, чтобы убедиться в том, что все машины работают без перебоев. Уверена, вы найдете это производство…
— Столь же захватывающим, каким его находите вы сами?
— Не секрет, что я влюблена в «Ривервинд». — Леа сделала широкий жест рукой. — Эти поля, дома, плодородная земля и даже скот, который пасется на всех трехстах акрах, — все это занимает в моей жизни главное место. — Девушка вызывающе поглядела в глаза Прескотту: — Разумеется, не считая моей семьи.
Тревор заинтересованно смотрел на нее, приподняв одну бровь и слегка улыбаясь. Ей вдруг захотелось узнать, о чем он сейчас думает, но она не решилась спросить, почему-то была уверена, что ответ ей не понравится.
Майор скакал бок о бок с Леа, все еще разглядывая свою спутницу и тем самым вселяя в нее тревожное, но приятное ощущение. Она отвела взгляд и сказала:
— Наверное, лучше всего будет, если я представлю вас нашим людям и ознакомлю с общим планом местности. — Леа изменила направление и поехала к западу.
Уже перед самым ужином Леа спешилась около конюшен. Она очень устала — впрочем, как всегда. Честно говоря, майор Прескотт ее удивил, проявив поразительную выносливость и не позволив себе ни единого роптания. Последние три часа он вообще молчал, стоически выслушивая все, что касалось производственного процесса. Правда, несколько раз украдкой, надеясь, что Леа не замечает, он принимался растирать больную ногу. А однажды она даже услышала его тихий, сдавленный стон, но, естественно, не подала виду.
Повернувшись спиной к Тревору, Леа дала время, чтобы он спокойно мог спешиться. Чувство вины не покидало ее, хотя она не желала себе в этом признаться. Она ведь не собиралась нарочно причинять майору страдания, ее единственная цель — доказать, что он просто физически не справится с таким сложным хозяйством, как «Ривервинд».
Выждав немного, Леа снова посмотрела на Прескотта, и у нее сжалось сердце. Глубокие от переутомления морщины залегли на его лбу, который напоминал теперь вспаханное поле. Весь день он проездил с непокрытой головой, и теперь, должно быть, мучается от перегрева, а светлая кожа его лица была ярко-красной. Надо бы завтра посоветовать ему надеть широкополую шляпу. Правда, после сегодняшнего веселенького денечка он вряд ли воспользуется ее советом. Придется подослать к нему Джорджа Энтони. Пусть он, будто по собственной инициативе, предложит Тревору головной убор.
Джордж Энтони, отпущенный хозяйкой в дом еще в середине дня, вышел из конюшни и принял обеих лошадей. Тревор достал из-за пояса свою трость и тяжело навалился на нее, глубоко вдавив в землю наконечник. Когда он пристально поглядел на Леа, в его ореховых глазах не было ничего, кроме усталости. Однако в том, как играли желваки на его скулах, она увидела твердую решимость выдержать все испытания, а в плотно сжатых губах — мужество и упрямство.
Как же так? Неужто не сдался?
Наивно полагая, что такое не очень суровое испытание на прочность повергнет майора в панику, она столкнулась с волей, столь же твердой, а может быть, и тверже, чем ее собственная. Дурное предчувствие появилось у девушки, и она бросила на Тревора вызывающий взгляд: Леа Стэнтон не пасовала еще ни перед одним мужчиной, даже перед тем, кого уважала. Она сняла шляпу и, прежде чем направиться к дому, сказала:
— Завтра вы своими глазами увидите, почему мне так нравится обработка тростника.
— Завтра, мисс Стэнтон, я намерен ознакомиться с бухгалтерией.
Леа остановилась так резко, что едва не потеряла равновесие и, чуть не ответив дерзостью, вовремя прикусила язык. Тревор сделал свое заявление с властным спокойствием в голосе, тем самым повергнув в панику ее самое. Снова она вспомнила слова Рэйчел. Майор Прескотт действительно привык командовать и встречать повиновение. Ну так что ж? Она — тоже.
Не делает ли она глупость, ввязавшись в борьбу с таким серьезным противником?
Глава 6
Леа яростно шагала по дому. Резко завернув за угол, она налетела на Калли — престарелую кухарку необъятных размеров. Калли неуклюже отпрыгнула к стене и прижалась к ней всем своим более чем плотным телом. Лицо ее выражало столь искренний испуг, будто молодая хозяйка действительно способна была сбить ее с ног.
Настроение Леа ухудшилось, но тут же, взяв себя в руки и решив, что в ее досаде на майора Прескотта слуги ни при чем, она произнесла:
Восемнадцатый век. Казнь царевича Алексея. Реформы Петра Первого. Правление Екатерины Первой. Давно ли это было? А они – главные герои сего повествования обыкновенные люди, родившиеся в то время. Никто из них не знал, что их ждет. Они просто стремились к счастью, любви, и конечно же в их жизни не обошлось без человеческих ошибок и слабостей.
Они вдохновляли поэтов и романистов, которые их любили или ненавидели – до такой степени, что эту любовь или ненависть оказывалось невозможным удержать в сердце. Ее непременно нужно было сделать общим достоянием! Так, миллионы читателей узнали, страсть к какой красавице сводила с ума Достоевского, кого ревновал Пушкин, чей первый бал столь любовно описывает Толстой… Тайна муз великих манит и не дает покоя. Наташа Ростова, Татьяна Ларина, Настасья Филипповна, Маргарита – о тех, кто создал эти образы, и их возлюбленных читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
Ревнует – значит, любит. Так считалось во все времена. Ревновали короли, королевы и их фавориты. Поэты испытывали жгучие муки ревности по отношению к своим музам, терзались ею знаменитые актрисы и их поклонники. Александр Пушкин и роковая Идалия Полетика, знаменитая Анна Австрийская, ее английский возлюбленный и происки французского кардинала, Петр Первый и Мария Гамильтон… Кого-то из них роковая страсть доводила до преступлений – страшных, непростительных, кровавых. Есть ли этому оправдание? Или главное – любовь, а потому все, что связано с ней, свято?
Эпатаж – их жизненное кредо, яркие незабываемые эмоции – отрада для сердца, скандал – единственно возможный способ существования! Для этих неординарных дам не было запретов в любви, они презирали условности, смеялись над общественной моралью, их совесть жила по собственным законам. Их ненавидели – и боготворили, презирали – и превозносили до небес. О жизни гениальной Софьи Ковалевской, несгибаемой Александры Коллонтай, хитроумной Соньки Золотой Ручки и других женщин, известных своей скандальной репутацией, читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
Историк по образованию, американская писательница Патриция Кемден разворачивает действие своего любовного романа в Европе начала XVIII века. Овдовевшая фламандская красавица Катье де Сен-Бенуа всю свою любовь сосредоточила на маленьком сыне. Но он живет лишь благодаря лекарству, которое умеет делать турок Эль-Мюзир, любовник ее сестры Лиз Д'Ажене. Английский полковник Бекет Торн намерен отомстить турку, в плену у которого провел долгие семь лет, и надеется, что Катье поможет ему в этом. Катье находится под обаянием неотразимого англичанина, но что станет с сыном, если погибнет Эль-Мюзир? Долг и чувство вступают в поединок, исход которого предугадать невозможно...
Желая вернуть себе трон предков, выросшая в изгнании принцесса обращается с просьбой о помощи к разочарованному в жизни принцу, с которым была когда-то помолвлена. Но отражать колкости этого мужчины столь же сложно, как и сопротивляться его обаянию…