Южное открытие, произведенное летающим человеком, или Французский Дедал - [33]

Если муж и жена живут несогласно: собирается вся республика со своим главой и объявляет брак расторгнутым, если примирение оказывается невозможным, а развод не представляет особых неудобств; но супруги в течение года живут раздельно (с правом соединиться снова) раньше, чем вступят в новый брак“.

— Мне очень нравятся эти законы, — сказал отец Кристины своему зятю. — Но они оказались бы недостаточными в наших странах, где личный интерес и власть богатства ниспровергают все. Ну, зять мой, для того, чтобы быть великим государем, тебе недостает только больших владений. Тем не менее у тебя есть нечто, что меня радует. Ты в большей безопасности, чем многие правители Германии или Италии, владения которых в тысячи раз обширнее твоих. Их власть непрочна, а твоя — надежна.

— Я не хочу ограничиться этим местом земного шара, отец мой, — ответил Викторин. — Сейчас, когда я примирился с вами и когда благополучие моей жены и мое собственное стало полным, у меня возникают крупные замыслы. Через некоторое время я хочу предпринять со своим младшим сыном путешествие в южные земли, лежащие вдали от всех стран, открытых честолюбивыми европейцами. И когда я обнаружу какой-нибудь остров вроде Тиниана или Хуан-Фернандеца^{23}, я переселю туда свою колонию. Благодаря тому, что я летаю, мне можно будет выбрать кратчайший путь, мне не придется уклоняться в сторону от цели, и поэтому такое путешествие потребует немного времени. Необходимо лишь, чтобы двое первых жителей, которых я и мой сын перенесем на открытый остров, легко нашли там пропитание, потому что мы не будем в состоянии перебродить туда достаточное количество провианта. Но как только это будет обеспечено, ручаюсь вам, что Кристина де-Б-м-т станет первой королевой крупного государства. Я так ее люблю и уважаю, что хочу, чтобы она была провозглашена королевой. Вот, дорогой сеньор, намерения вашего зятя.

Старик обнял Викторина со слезами радости на глазах.

— Осуществи же свою высокую миссию, сын мой, — воскликнул он. — Ах, я хорошо вижу, что тот, кто сумел изобрести крылья и создать маленькое государство на Неприступной горе, способен также основать великую державу. Не хватает здесь только… Ладно, ладно, я уже счастлив до конца своих дней.

— Я могу совершить еще и другие прекрасные подвиги, сеньор и отец, — начал снова Викторин. — Например, я могу предложить свои услуги королю в нынешней войне. Я могу разносить приказы и осведомлять наш флот в открытом море. Как много благ принес бы я, извещая наши эскадры о всех передвижениях неприятеля! Наконец я мог бы стать арбитром королей и наций и запретить им войну, угрожая нападающему страшными несчастиями, или же похитив и интернировав зачинщика этих крупных распрей, повергающих в траур целые нации. Мне стоило бы только интернировать на Неприступной горе пять-шесть таких господ — англичан, немцев, португальцев, московитов и т. п., — чтобы другие оказались достаточно устрашенными и не осмеливались больше ничего предпринимать после запрета летающего человека.

— Ты прав, зять мой. Этот проект лучше, чем проекты аббата Сен-Пьера и даже самого Ж.-Ж. Руссо^{24}. Вот настоящее средство установить всеобщий мир.

— Я как-то для развлечения составил речь, которую я произнес бы перед двумя армиями, готовыми вступить в битву. Мне кажется, что эта речь, подкрепленная несколькими решительными действиями, вроде тех, о которых я вам говорил, произвела бы большое впечатление. Вот эта речь:

„Кто готовится сейчас к взаимному истреблению? Люди? Нет, нет, это не могут быть люди. Человек, существо, одаренное разумом, руководствуется разумом в своем поведении, в своей защите, в своих объяснениях. Только львы и тигры, кровь которых всегда возбуждается желчью, могут защищать свои права, пожирая друг друга. Но человек, образ божий, применяет другие средства… Нет, те, кого я вижу, — не люди, или же это сумасшедшие. О безумные, слушайте же меня, слушайте летающего человека, который может поразить вас градом камней, может уничтожить ваших безумных начальников. Слушайте меня, безумные. Двадцать-тридцать тысяч из вас погибнут в рукопашном бою. Когда они будут мертвы, какая из двух сторон окажется правой? Без сомнения, сильнейшая. Итак, несчастные, вы поручаете разрешение ваших интересов слепой силе. Отвергая разум, который приближает человека к божеству, вы собираетесь вести себя как атеисты или, скорее, как животные. О, сумасшедшие! И у вас есть законы, осуждающие на смерть убийц и воров. Самые жестокие, самые главные убийцы, заслуживающие тысячи колесований и сожжений, — это ваши генералы, которые готовятся совершить преступление против природы, предписывая убийства, и святотатство против божества, освящая несправедливость; они хотят унизить человека, заставляя его вести себя подобно зверям, в то время как он наделен разумом и может объясняться достойным образом. О гнусные злодеи, вы боитесь разума! Если бы вы не боялись его, вы сообразовались бы с ним. Или же, если бы вы оказались не слишком предубежденными, слишком ослепленными, вы обратились бы к беспристрастным арбитрам. Но вы не желаете считаться ни с разумом, ни со справедливостью. А ведь, бог — это сама справедливость. Вы отрекаетесь, значит, от божества. Несчастные! И у вас есть законы против атеистов, против убийц. У вас есть культ, священники, алтари. Разве это не насмешка? Разве не издеваетесь вы над божеством?.. Вы не люди, я не признаю вас за таковых. Нет, вы не люди. Сражайтесь же, и я немедленно направлю свои удары против главарей обеих армий. Они заплатят своей преступной жизнью за оскорбление, нанесенное природе. Осмельтесь-ка начать! Я, летающий человек, приказываю вам объясниться, изложить свои претензии и потребовать их удовлетворения, как должны поступать разумные существа. Пусть та из двух наций, которая не согласится на справедливое решение, будет немедленно заклеймена презрением всего мира. И, если она первая возьмется за оружие, тогда пусть все остальные народы поступят с ней как с диким зверем, пока она не станет снова рассудительной“…