Южнее реки Бенхай - [142]

— А не лучше ли, дружище, нам отвлечься от обсуждения гипотетических вопросов: а что, если… — и, не заглядывая так далеко, поговорить на более приятные темы?

— У меня их не так много, Джим.

— Ну, например, когда я буду иметь честь быть на твоей свадьбе? — с улыбкой спросил Мэрфи.

— Наверное, скорее я погуляю на свадьбе твоего Боба.

— Э, дорогой, ты слишком мрачен. И что это за уголок земли?! — с напускным возмущением произнес Мэрфи. — Только и занимаюсь тем, что рассеиваю мрачные настроения — от генерала Фрэнсиса до полковника Смита.

— Ты должен радоваться, что сам рассеиваешь, а не у тебя рассеивают мрачные настроения, Джим. Твое положение выгоднее нашего.

— Что ты молчишь о своих сердечных делах, Юджин? Как твои отношения с Джулией?

— Никаких отношений больше нет, Джим. Был в отпуске, имел серьезный разговор с ней. И теперь свободен. Но лучше не будем говорить об этом, давай-ка еще выпьем, а потом к столу.

— Как хочешь, Юджин, как хочешь, — смущенно проговорил Мэрфи, — прости, что не очень удачно задал вопрос.

— Ну что ты, мы же с тобой слишком хорошо знаем друг друга, чтобы быть щепетильными. Тем более, мы с тобой не англичане, чтобы постоянно думать, как бы не вторгнуться с вопросом в святая святых — личную жизнь, и ответить гак, чтобы собеседник не понял слишком много, но и не остался бы недоволен чрезмерной скрытностью. К счастью, мы, американцы, более раскованно ведем себя в жизни. И в доказательство этого тезиса скажу: Джулия выходит замуж за какого-то английского лорда.

Мэрфи удивленно уставился на приятеля, а потом расхохотался:

— Так вот почему ты пустился в анализ характера англичан. Выпьем!

Они выпили. Поставив на столик стакан, Мэрфи спросил:

— А теперь хочешь начистоту?

— Конечно.

— Не завидую бедняге лорду. Джулия устроит такую жизнь, что ему ничего не останется другого, как постоянно скрывать свои истинные чувства. А вот тебе завидую, Юджин, и радуюсь за тебя.

Смит оторопел от удивления.

— Ну, что окаменел? Да ты просто не знаешь, от скольких ты бед в жизни избавился. Я эту сумасбродную девчонку видел с тех пор, как она сделала свои первые шаги.

— Еще бы, — сказал Смит, — я же и познакомился с ней у тебя дома.

— Помню, очень хорошо помню. Ей тогда было лет семнадцать, не так ли? Подожди, а сколько же ей сейчас?

— Двадцать три.

— Все-таки наследие моих английских предков крепко сидит во мне, — неожиданно произнес Мэрфи. — Нет, я — настоящий англичанин, о котором ты говорил.

— Ты к чему это?

— А к тому, что чопорная щепетильность, как бы не вторгнуться непременно в чужую жизнь, мешала даже мне, твоему другу, заставить тебя отвлечься от смазливого личика и посмотреть на нее трезвым взглядом. Джулия — это стихийное бедствие, а не женщина. Эх, представляю, — весело захохотал Мэрфи, — как будет лорд терять свою традиционную выдержку, когда Джулия начнет устраивать ему концерты в семейной жизни. Вот увидишь, ее имя не раз будет фигурировать в газетах старого Альбиона, приводя лорда и его родных в шоковое состояние.

Ты несправедлив к ней, Джим. Да, она немного сумасбродна, по-своему смотрит на установившиеся нормы, но она добра, красива, остроумна, общительна.

— Вот-вот, общительна, даже слишком. И тебе бы именно иа эту общительность надо было пораньше обратить внимание. Она два раза убегала из дома с какими-то модными мальчишками, а потом возвращалась как ни в чем не бывало. Когда за спиной стена из папиных миллионов, можно вести себя как угодно, все будет восприниматься в виде невинной шалости девчонки избранного общества.

— Ладно, Джим, оставим и эту тему, уже потерявшую актуальность.

— Хорошо, оставим. Но, отступая от своей наследственной английской осторожности, скажу, что мы все-таки погуляем на твоей свадьбе…

Они ужинали, говоря о всяких мелочах, вспоминая друзей, разбросанных по всему свету. Кому-то повезло в жизни, кто-то провалился — работа такая.

— Только тут мы играем в открытую, — сказал Мэрфи, — и ничто не грозит нам., Я имею в виду провалы, — добавил он.

— Тут нам действительно повезло, — сказал Смит, и Мэрфи услышал в его голосе и иронию, и горечь, и усталость. Хотел что-то сказать, но остановился.

Только уходя, пожимая руку, сказал:

— Генерал Фрэнсис сказал мне, у тебя тут много врагов. Ты уж будь осторожнее, Юджин.

— У нас у всех здесь много врагов, Джим. На все опасности в жизни осторожностью не запасешься. Лучше об этом не думать.

— Не надо с такой фатальностью относиться к самому себе, Юджин. Как ты посмотришь на переезд в Сайгон? Я поговорю с генералом Уэстморлендом.

— Я бы расценил это как бегство с трудного участка.

— Ну, ладно, это будет решать шеф. Я желаю тебе успеха, дружище.

Они расстались, надеясь на скорую встречу.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Деревянный домик с выдвинутой вперед открытой площадкой с настилом из расщепленного бамбука стоял на высоких сваях и от этого казался повисшим в воздухе. Впечатление усиливалось тем, что прямо за его задней стенкой начинался крутой спуск, а в пространстве между землей и основанием дома, ограниченном сваями, как в раму, вписывался квадрат синего неба, волнистые горы, затянутые постоянной дымкой, и одинокая пальма с широкими листьями. В нескольких метрах от свай сбегал вниз неширокий, но шумно прыгающий по отполированным валунам прозрачный пенистый поток, где-то там, под глубоким обрывом, растворяющийся в коварной Шонгбе, берущей начало в отрогах хребта Чыонгшон, или, как он именовался на старых картах времен колониальных завоеваний, Аннамских Кордильер. Дойик разве только чуть большим размером отличался от других, причудливо и живописно разбросанных по склонам гор и сливающихся с густой зеленью. Их вообще было бы трудно заметить, если бы не крыши, сплетенные из пальмовых листьев, высохших и побелевших от дождей и солнца. Правда, помимо размера, было еще одно, что отличало его от своих неказистых собратьев, — по двум сторонам домика, развернутые в сторону восхода, хорошо замаскированные на искусно сооруженных помостах, стояли спаренные зенитные пулеметы.