Южная повесть - [8]

— Слава имя твое, да где ждет тебя слава твоя? Вижу правды в глазах твоих много слишком, не любят этого люди здешние. Как татары на Русь попали, так у них русичи обычаев переняли много. Лгать научились, да цели не знали. Хитрость восточная в ходу в бою междоусобном, а тучи над Градом Великим твоим неспроста ходят — беде быть. Знаешь ли ты, младе, о землях, где небо весь год голубое, а вода — весь год синяя?

— Нет, старче, знать я не знал про такое. Много отец говаривал о походах своих, да не заговаривал так красиво…

— Птицы белокрылые несутся над влажными просторами, да крепости высокие каменные стоят на страже городов вольных. Люди живут там прямые и открытые, ценят меч острый да сердце пылкое, руку твердую да душу горячую. Да жизнь их бесхлебная по горам скудным не тяготит, потому как море да деревья плодоносные досыта кормят и в страны другие везти добро позволяют. И говорят там, не поверишь, на языке нашем. На твоем и моем, и понимают все. И крест кладут двумя перстами под византийский купол да за Христа-бога спасителя нашего.

— Слушай, старец, отец говорил мне, что в странах далеких никто меня и понять не сможет, все иначе говорят, неясно. Как же так вышло, что за столько верст немерных упало слово родимое?

— О-о, младе, то повесть древних лет.

И начал старик свою притчу:

«В далеком прошлом, когда Рим столицей одного мира был, а Константинополь, Царьград который, — другого, случилось солнечное затмение. Не стало Солнца видно в степях далеких. И люди, жившие под этим солнцем, снялись с шатров кочевых своих — пристанищ временных — и пошли искать себе новое солнце, которое не гасло бы. Не зная богов, да наук не ведая, билось их варварское сердце быстрее в два раза, и скакали они по степям горним топотом. С тех пор имя племени этого затерялось в годах, остались одни отголоски их копыт.

Отчаяние, в которое впали варвары, передалось бродившим окрест племенам. Под набегами варваров горели деревни сарматов древних да угров неприкаянных. Жужани скакали в пустыни восточные, монголов будя по дороге. Снимались с мест своих люди насиженных да обжитых и в дорогу собирались. Племя гуннское великое вскачь пронеслось от Хорезмских земель через Итиль-реку, да наискось выжгло земли славянские. Веков пять прошло от рождения Христа, а варвары, его не знавшие, забили кол на Капитолии, да купол Царьградский в море сбросили. С тех пор три века была беспокойна земля наша. Великое переселение народов, неся с собой кровосмешение и новоязычие, смерть и эпидемии, новые города и новые костровища, пронеслось по Европе.

Едва от гуннов оправившись, славянский союз полег под нашествием обров. Имен их тоже не помнят, даже в тех местах, откуда я родом, хоть и жили они на Дунае по соседству. Так и звали их — обрами, то есть абреками — безымянными. Обры злы были, как волки голодные и спасу не давали по лесам и полям ни единой твари.

В великое отчаяние впали незащищенные славянские племена. И оружия у них не было, и крепости их деревянные против огня варварского не спасали. И снялись славяне, гонимые из домов своих угрозой нешуточной, в повозки побросали свои пожитки да толпами дикими словно кочевники какие бросились наутек. И подгонял их ветер северный холодный, да гунны с обрами хмурые с копьями и саблями острыми наперевес. А пуще всего подгоняла их совесть, что кликала трусами несчастных этих. Позором великим славянским были те годы. Позором звали себя мужчины во цвете лет, мечи сложившие, да в охапку скарб свой взявшие. Покрикивая слово это, шли они далее, ища безопасного уюта душе своей трусливой, да от души не могли ни уйти, ни расстаться.

За время это навсегда расстались полянские племена Киева с братьями-полянами, на запад ушедшими, позже польским племенам имя давшие. Хорваты — с белыми хорватами, что на ужгородских землях свое княжество обосновали. А сербы лужицкие от своих собратьев балканских на тысячу верст по Дунаю Великому поднялись — и река эта, Истр могучий, единственное, что их соединяет. Бывает, загрустит лужичанин о родине своей далекой и братьям своим и сестрам посылает кораблик по Истру. Истр — суровая река, но венду (так кличут лужичан в землях западных) в горе всегда помогает. И ниже по течению, у Белого города, выходят девицы хороводы водить и одна выловит из воды кораблик этот, да домой на полочку положит. И станет лужичанину легче на душе в момент этот, улыбнется он незримо.

Так расстались и словене, то бишь новгородцы теперешние, с братьями своими — словенцами. Словенцы, пройдя почти всю Русь поперек, выходили с земель славянских с хорватами, оттого зовут их порой хорутанами. Говорят, правда, что словен, словенцев, склавин и словаков всех объединяет их словенский, славянский корень. Потому сказать, откуда ильменские славяне на берегу Ядрана, точно никто не может.

В семье моей же из рода в род передавалась легенда о том, как нашли словене новую родину и поменяли язык, да так, чтобы русичей понимать, а те — их не понимали».

— Откуда знаешь так много, старче?

— Знаю много я, потому что чту предков своих да историю не забываю. И тебе того пожелать бы хотел, да на землях этих, если помнить все будешь — от ненависти умрешь, а коль не умрешь — мстить будешь. Негожее дело затевать. А помимо того, младе, я книг умных читал много, уж коль свидеться нам выпадет случай — тебе те рассказы отдам.