Ювелир. Драконья Игра - [26]

Усилием воли мужчина заставил себя отвлечься, по обыкновению нервно теребя высокие ажурные манжеты. На красивом лице бледным цветком расцвела мученическая улыбка.

Мечтательный ноктюрн вновь зазвучал, но лорд Ледума не был бы удовлетворен, услышь он его сейчас. Кристофер покачал головой: музыка — тот еще предатель. Душа была неспокойна, и, выдавая его с головой, музыка выходила не та. В ней проявился внутренний разлад. И вроде бы ноты привычные, верные, а падают слишком резко, неприятно царапают слух.

Но он продолжает. И мало-помалу мелодия сама успокаивает его: игра перестает быть нервной. Словно сдавшись под натиском этой гармонии, душа раскрывается и доверительно устремляется из своего футляра наружу. Уже спустя каких-то несколько минут очарование мелодии владеет молодым аристократом безраздельно.

Наконец вот оно, поймано ощущение: звук становится безупречен и чист, причудливые переборы клавиш — нежны. Теперь-то без труда угадывается его лирическая, хорошо узнаваемая манера.

Легко порхая по клавишам, ноты звенят, а белое кружево тягуче, стеклянисто стекает с рук.

Глава 7, в которой предоставляется возможность расплатиться по долгам чести

В ушах все еще стоял долгий звон, словно его оглушило грохотом близкого взрыва.

Лорд Эдвард даже не сразу понял, где очутился: всё вокруг непрестанно менялось, неприятно мельтешило перед глазами. Геометрия этого места опровергала все известные законы перспективы и правильных пропорций, напоминая изломанный сон шизофреника. Бред, где всё происходит шиворот-навыворот.

Аномальное течение времени мешало обыкновенному перемещению в пространстве. Человек несколько раз попытался встать, хотя бы просто встать, но безуспешно — вновь и вновь оказывался он на земле, как ребенок, делающий первые неуверенные шаги. Но лорд-защитник Ледума был опытным боевым магом и не намеревался сдаваться так легко. Разум его, привычный к постоянному анализу и решению нестандартных задач, упрямо искал — и наконец уловил испорченную логику движения в здешнем мире.

Обратном мире.

Чертова зеркальная ловушка притащила его в обратный мир!..

На первый взгляд мир казался плоским. От предметов остались лишь контуры, набросанные своенравной, небрежной, но, кажется, гениальной рукой художника. Эти слабые контуры пропадали и проявлялись вновь — и опять пропадали. Цвета были искажены и нестабильны: вся окружающая действительность расползалась, уплывала куда-то, непрерывно меняя очертания, формы, краски. Белоснежные одежды правителя неожиданно отразились иссиня-черными, белое облако волос также стало черным, как антрацит. Но преобладающим цветом в этом мире всё же был голубовато-серый — странный, призрачный цвет.

В конце концов лорд Эдвард поднялся на ноги и, оглядевшись, понял, что не один.

Что ж, этого следовало ожидать. Западня!

Саранде предала его.

Похоже, мир оборотней устал терпеть негласную власть правителя Ледума. И это несмотря на то, что за спиной его стоит могущественный покровитель, от одного только имени которого меняются в лице представители всех старших рас! Невероятно.

Должно быть, Альварх отсутствовал достаточно долго, чтобы страх понемногу успел притупиться. Кроме того, мало кому известно, что высший дракон уже возвратился, — а дерзкий вожак волков Арх Юст и вовсе был слишком молод, чтобы знать его лично.

Однако, как всё-таки хороша магия крови — всегда срабатывает безотказно. Защититься от неё практически невозможно, в особенности, когда за дело берутся столь достойные представители старшей расы. Человеческие маги и сами порой не брезгуют использовать в заклинаниях кровь, но лишь как вспомогательную субстанцию, помогающую сделать проклятье точнее и результативнее. Оборотни же совершили некий особенно сложный, редкостный ритуал: они призвали энергию боли и предсмертного ужаса жертвенных существ, а также силу сгоревших в огне ядовитых трав Виросы. Всё это позволило втянуть его в обратный мир прямо сквозь зеркальную поверхность залитого кровью пола, избегнув необходимости в сакральном часе крысы. Не очень-то чистые методы, но зато какие действенные.

Лорд Эдвард мимоходом отметил, что вожака вепрей среди заговорщиков нет. Неудивительно, зная их презрение к подобным хитростям: вепри никогда не устроили бы западни, предпочитая честный бой. Заклинатель порой думал, что они и вовсе неспособны на коварство, что, впрочем, компенсировалось поразительной физической мощью и выносливостью.

Все остальные же виновники события были на месте. Оборотни отражались в этом мире ровно так же, как и в реальном: шкура молодого волка серебрилась, как снег в полнолуние, а пышные наряды лис пламенели, как ржавая кровь. Только приглядевшись внимательнее, заклинатель смог заметить, что звериные фигуры всё же не совсем достоверны: подрагивают, как романтические фантомы, а сквозь плоть нет-нет да и просвечивает вездесущий голубовато-серый туман.

От этого липкого тумана по коже бежали мурашки. В нем, словно в каком-то мягком, податливом пластилине, возникали и тут же перетекали в другое состояние тусклые, нечеткие образы. Мерцали силуэты, похожие на отражения в покрытой мелкой рябью воде. Туман имел глаза и лица, а если прислушаться, то и голоса. Десятки, сотни, тысячи голосов. Туман пел — тихое гипнотическое пение заполняло собою весь этот удивительный непроявленный мир от поверхности и до дна. Разобрать его было невозможно, но то и дело правителю чудилось, будто он различает какие-то отдельные слова, смутно, подсознательно знакомые, слова ушедших древних языков и слова современные, но только произносимые наоборот. Они звучали, как заклинания.