Юродивый - [89]

— А ты у него спроси, — указал я на Полкана, — или у дворовых, — кивнул я в сторону, где толпились холопы. — Или ты, думаешь, все волки во мне родню признают?

Кажется, наши отношения портились все больше. Дикий перестал видеть во мне только нищего родственника помещика, теперь у его поступков была другая чем прежде мотивация.

— Ну, даже если это и твоя собака, нашли-то ее мы, да еще в лесу. Вон как она мужиков подрала, кто за это заплатит?

Судьба крестьян и их платья стрельца вряд ли интересовала, а вот мое финансовое благополучие наверняка.

— С ними я сам договорюсь, мужики, хватит вам по московке? — спросил я крестьян.

Медная московская монета стоила немного, потому они замялись. Сразу предложить им нормальную цену я не хотел, дабы не разжигать аппетит у стрельца.

— Маловато будет, — покачал головой мужик, бывший явно бойчее товарища. Для иллюстрации понесенных потерь, он принялся прилаживать к армяку оторванные лоскуты.

— Ладно, бы, твой пес меня просто покусал, дело житейское. Шкура сама заживет. Он мне армяк вон как разорвал, а армяк-то новешенький, я его и пяти лет не ношу. Вот, сам посмотри, можно его теперь наладить?!

— И сколько ты хочешь? — спросил я, торопясь окончить торговлю и освободить собаку.

— Не знаю, если, конечно, в разумении, что армяк новый, — завел обычную в таких случая нуду мужик, стараясь разжалобить и больше получить, — тогда одно дело, а как ежели что, то, очень может быть! Мы за все премного благодарны.

Меня такие народные феньки давно уже не умиляли. Говорил он так мутно и непонятно, не из-за косноязычия или скудоумия, просто сам не знал, сколько попросить, чтобы не остаться в накладе, но и не переборщить с требованием компенсации, рискуя вместо денег получить по шее.

— По три московки за армяки хватит? — спросил я, назначая почти реальную цену новой одежда.

— По четыре хоть дай, — сердито сказал второй мужик, — твой пес мне руку прокусил! На, сам посмотри!

Он сунул мне под нос руку, кое-как замотанную окровавленной тряпкой.

— Ладно, дам по четыре, — согласился я, опять наклоняясь к Полкану, — надеюсь теперь все?

— А мне? — удивленно сказал Дикий. Кажется, мы с ним только тем и занимались, что удивляли друг друга.

Я не стал ломать дурака, прикидываться непонимающим, спросил прямо:

— Сколько?

— Не знаю, если конечно, по бедности, я ведь тоже понимаю, — начал он почти слово в слово цитировать крестьянина и замолчал. — Ты чего смеешься?

— Говори сколько, что ты тут бодягу разводишь.

У стрельца с аппетитом оказалось все в порядке, он мелочиться не привык:

— Дай червонец и ладно.

Трофейных червонцев у меня было в достатке, отдать один было не жалко, тем более что я их не в шахте кайлом заработал, но пойти на такое требование было просто немыслимо. Таких денег у бедного родственника помещика не могло оказаться по определению. Да и показывать слабину я не собирался.

— Хочешь, я и тебе дам целых четыре московки? — спросил я, ставя пижона на одну доску с крестьянами.

— Да я такую собаку и за четыре ефимки не отдам! Ты посмотри, какой пес?! Ему цены нет! — горячо воскликнул он, вступая в торг. Обертонов и намеков, когда дело касалось денег, Дикий не понимал.

— Дяденька Лексей, барин! — послышался со стороны пленных крестьян женский голосок.

Я посмотрел на крестьян, которых недавно пригнали двое конных. Группа была из десяти-двенадцати человек. Мужчины, женщины, дети стояли кучкой и наблюдали за нами. Никого знакомого у меня там быть не могло, не так долго я прожил в этом времени, что бы меня женщины узнавали на улице.

— Хорошо, дам тебе пол-ефимки и по рукам! — предложил я, переводя взгляд на Полкана. Он лежал на боку, с закрытыми глазами, вытянув связанные задние лапы и повернув настороженное ухо в нашу сторону, слушал разговор.

— Барин, это я Ульянка! — опять закричала та же женщина.

Я опять посмотрел на пленных крестьян. Оттуда махала рукой какая-то женщина. Причем, подавала знаки именно мне.

— Не может этого быть! — воскликнул я и, оставив удивленного Дикого, быстро направился к пленным. — Ульянка, неужели ты!

Встреча действительно была для меня неожиданной. Знакомы мы с Ульяной были так давно, что страшно подумать! Первый раз я встретил ее старухой в 1799 году. Он жила в деревне принадлежащей моему предку и слыла знахаркой и колдуньей. Вторая встреча произошла значительно позже, в двадцатом веке, говоря точнее в 1919 году. За сто двадцать лет она постарела, но была еще вполне бодрой старушкой. Тогда я ее сразу не узнал, но она напомнила о себе. Она же мне и рассказала, что встреча наша не последняя, и я узнаю ее не только старухой.

Ульяна помнила свое прошлое, в котором мы с ней когда-то встречались. Я не знал своего будущего, так что получалось какое-то замкнутое кольцо. Она в старости предупредил меня, что я встречусь с ней в юности. Если учитывать мои прыжки из эпохи в эпоху, то ничего парадоксального в этом не было.

Разговор со старухой я запомнил, поэтому, когда мне встретилась девочка, с необыкновенными способностями, по имени Ульяна, понял что это та самая будущая знакомая старуха. На Ульяну, кстати, племянницу Григорию Гривову, были в деревне гонения, крестьяне подозревали ее в колдовстве. Я взял девочку под свое покровительство. Впрочем, ее необыкновенных способностей вполне хватало, чтобы постоять за себя самой. Глаза она умела отводить не хуже фокусника Дэвида Копперфильда, причем безо всяких технических средств.