Юродивый - [56]

— Меня конечно.

Теперь у него осталось два выхода, оказаться в глазах односельчан трусом и трепачом, или принимать бой. К его чести, он не стал юлить и выкручиваться, что непременно сделали бы его поздние последователи, привыкшие пакостить с безопасного расстояния, а выбрал бой.

Шибздик растеряно глянул на зрителей и неловко попытался меня ударить. Я сделал шаг назад, и дубина врезалась о землю.

— Это нечестно, — сказал он непонятно к чему. — Так не делают!

— А как, по-твоему, будет честно? — на всякий случай уточнил я.

— Ты не должен отступать! — воскликнул он, явно отводя мне роль тренажера.

— Хорошо, не буду, — легко согласился я.

Он опять взмахнул дубиной, но я взял свою за концы и подставил под удар.

— Ты не должен был закрываться, — уже с отчаяньем закричал он.

Я понял, что оказался неправ, слишком идеализируя трепача. Он оказался не вынужденным смельчаком, а непробиваемым болваном.

— Еще будешь бить, — спросил я, — или теперь моя очередь?

— Очень мне надо с тобой связываться, — гордо заявил он, возвращая «правильную» дубину владельцу. — Велика честь!

— Ну, а я не такой гордый, могу с тобой и связаться, — ответил я, опуская корявую палку, на глупую голову.

Удар был не сильный, скорее, поучительный, но и его хватило, чтобы шибздик взвыл и бросился бежать. Зрители покатились со смеху, разом разрядив атмосферу тревожного ожидания.

Однако расслабляться было нельзя. Предстоящий бой мы с запорожцем представляли себе примерно одинаково. От опушки да казачьего стана было метров сто. Добираться туда нужно было молодым, редким лесом, выросшим здесь лет десять назад, скорее всего, после пожара. К сожалению, пройти сюда можно было не только пешком, но и проехать верхом. Это было нам неудобно, пехотинцу всегда сложно справиться с кавалеристом. И еще неудобство, больших деревьев тут не осталось, так что засаде прятаться было негде, разве что в поредевшем осеннем кустарнике. Получалось, что на нашей стороне оставался только эффект неожиданности и небольшое численное превосходство.

Время близилось к вечеру, когда прибежал дозорный и закричал, что показались казаки. Иван Иванович впервые немного потерял самообладание, стал чуть суетлив, но ополченцев по местам расставил четко. Потянулись последние минуты ожидания. Возле костра, по нашему со Степаном плану осталось несколько человек, переодетых в казацкое платье. Все были вооружены трофейным оружием. Ими руководил запорожец. Я подобрал себе место, с которого был хороший обзор и приготовился к стрельбе из лука. Пока что это было наше единственное эффективное оружие.

Казаки, проблуждав целый день, назад ехали неспешно, такой же, как и утром гурьбой. Когда первые из них оказались в лесу, напряжение ополченцев достигло высшей точки. Больше всего я боялся, что кто-нибудь из наших не выдержит и раньше времени рванет рубаху на груди, Однако пока все шло как нужно.

Несколько человек авангарда так и не заметив прятавшихся крестьян, добрались до костра, вокруг которого сидели и лежали оставленные раненные товарищи. Теперь ждать было нечего. Первым вскочил Степан, над его головой сверкнула сабля. Больше я ничего не видел, начал стрелять из лука, целясь в экзотические наряды казаков. Стрелял по-монгольски, натягивая не тетиву, а отводя вперед древко. Так почти в два раза повышалась скорость стрельбы.

Описать бой я не смогу. Мне кажется, все, что ярко и красочно очевидцы сражений рассказывают, обычные фантазии на тему войны. Когда убивают тебя и нужно убивать тебе, не остается времени и возможности для наблюдений. Успеваешь заметить только самое близкое и опасное. Я краем глаза видел мелькающих между деревьями людей, слышал отчаянные крики, ругань и это, пожалуй, все, чем запомнился тот отчаянный бой не на живот, а на смерть.

Одни люди защищали свои семьи и свободу, другие собственную жизнь. Когда у меня кончились стрелы, я схватился за саблю. Почти рядом со мной лежали двое зарубленных крестьян и казак с размозженной головой. Я побежал к выходу из леса, откуда раздавались самые громкие крики. Все происходило так быстро, что понять, как проходит сражение и кто побеждает, я не мог. Проскочив вперед, я увидел, что по лесу за Иваном Ивановичем бегут два казака. У него была окровавленная голова, но он еще мог бежать, пытаясь уйти от смерти.

Я решил, что нас разбили. Крестьянин, на свое счастье, вовремя увидел меня и поменял направление. Теперь казаки оказались передо мной. Я остановился и ждал, когда они нападут. Жупан Степана, который до сих пор был на мне, их немного смутил, но, разглядев незнакомое лицо, они бросились разом, собираясь рубить сверху. Это был не самый разумный выбор. Березки в этом месте росли слишком часто, что бы можно было свободно действовать саблей. Я это учел и не рубил, а колол.

Первый казак сам напоролся на клинок. Со вторым пришлось повозиться чуть дольше. Когда и он упал, я повернулся назад, ища взглядом народного предводителя.

Молодчага не отпраздновал труса, и как только получил подмогу, сам бросился ко мне на помощь, размахивая дубиной.

— Как наши? — спросил я.

— Бьют иродов! — с восторгом закричал он, мельком глянул на заколотых казаков и побежал в гущу сражения.