Юрий Никулин - [4]

И Владимир Андреевич перебрался с женой и сыном из Демидова в Москву, но продолжить учебу на юридическом факультете ему не пришлось. Жизнь распорядилась иначе…

МОСКВА

День 1723-й. 5 сентября 1926 года. Приезд в Москву

Вдень приезда Никулиных в Москву на Белорусском вокзале играл оркестр. На всех домах висели красные флаги, портреты вождей, транспаранты с лозунгами: «За международную солидарность рабочей молодежи!», «За Коммунистический Интернационал!», «Долой мировую буржуазию!».

Столица праздновала МЮД — Международный юношеский день.

Додвадцатилетний

люд, выше

знамена

вздень: сегодня

праздник

МЮД, мира

юношей

день.

Это стихотворение Владимир Маяковский написал как раз 1926 году специально к празднованию в Москве МЮДа. Другие, самые знаменитые строчки из него тоже были написаны а кумачовых транспарантах:

Старый мир

из жизни вырос, развевайте

мертвое

в дым! Коммунизм —

это молодость мира, и его

возводить

молодым.

Юра еще не умел читать, но слышал, как молодежь в проходящих по площади колоннах, чеканя шаг, выкрикивала:

Нам дорога

указана

Лениным, все другие —

кривы и грязны. Будем

только

годами

зелены, а делами

и жизнью

красны.

Этот праздник и сегодня существует — Всемирный день молодежи, — но в 1920-е годы он был намного заметнее. Прогрессивная молодежь в Европе, США и, конечно, СССР отмечала его куда как ярче, красочнее и веселее. Неудивительно, что маленький Юра был сразу оглушен и очарован Москвой и решил, что в этом городе, таком огромном, шумном и людном, всегда праздник. А потом, когда на извозчике поехали на Разгуляй, где ему с родителями предстояло поселиться, мальчик и вовсе пришел в восторг!

Разгуляй 1920-х годов… Знаменитый трактир, любимое пристанище московских гуляк, к тому времени уже отошел в прошлое. Но улицы в районе Разгуляя по-прежнему далеко не все были мощеными. То и дело попадались лужи-трясины, не просыхавшие даже в самое жаркое лето. Район был живой, многоголосый, немного безалаберный, но уютный. Его любили и сами разгуляевские жители, и заезжие: в переулках слышался людской говор, скрипели ворота, возы, колодцы, гремели бубенцы извозчиков, визжали двери на старых петлях, из многих окон торчали трубы печек-«буржуек», во дворах на веревках сушилось белье. Когда Никулины переехали в Москву, еще не до конца исчезли и развлечения «раньшего времени». Например, в районе было место, где находилась так называемая «травля» — развлечения ради туда приводили медведей и быков и травили их собаками. Эта забава — можно сказать, «среднерусская коррида» — всегда собирала толпу людей. Но и новое время небыстро, но настойчиво входило в жизнь: уже год, как по Москве ездили чудо-машины — автобусы.

Одноэтажного деревянного дома в Токмаковом переулке, где Никулины прожили несколько десятков лет, больше нет. Сейчас на этом месте высится многоэтажная громада. А в сентябре 1926 года в квартире под номером один на первом и единственном этаже домика, выкрашенного зеленой краской, Никулины заняли крохотную девятиметровую комнатку. Окно с занавесочкой, зеленые обои, небольшой квадратный обеденный стол в углу, превращавшийся в письменный, когда Юра делал уроки или его отец писал фельетоны в газету, кровать, сундук — вот и вся обстановка. На ночь из коридора заносили раскладушку, на которой мальчик устраивался спать — и тогда свободное пространство в комнате совсем исчезало. Юрина раскладушка была, что называется, с историей — деревянная, еще с Русско-японской войны. Это была походная кровать покойного мужа одной из соседок по двору. Юре казалось, что раскладушка все еще пахнет порохом.

Остальные шесть комнат в квартире занимала семья Холмогоровых. Старики, Михаил Гаврилович и его супруга Юлия Михайловна — до революции они были единоличными владельцами дома, — жили вместе со своими взрослыми сыновьями Гавриилом и Виктором (Юра называл их «дядя Ганя» и «дядя Витя»). Оба сына жили своими семьями — с женами и дочерьми, Ниной и Таней. С девочками Юра потом учился в одном классе. Все Холмогоровы были прекрасными людьми, но Юра больше всех любил дядю Ганю: «Красивый, с фигурой спортсмена, с сильными, жилистыми руками, он был в доме самый деловой и самый добрый. По профессии инженер, дядя Ганя был мастером на все руки. Испортится кран, перегорят пробки, случится какая-нибудь другая поломка в доме — все исправит». Позднее, почти перед самой войной, дядя Ганя Холмогоров стал лауреатом Сталинской премии. Вместе с другими инженерами московской фабрики «Красная роза» он получил ее за разработку технологии и внедрение в производство капроновой нити.

На новом месте Юрина мама осталась… мамой. Лидия Ивановна не стала ни устраиваться на работу, ни учиться, хотя ей советовали поступать в театральное училище. Как актрисе, все прочили ей большое будущее, но она хотела растить сына и считала, что это правильно — всю себя посвятить семье. А Владимиру Андреевичу надо было семью кормить. В Москве он продолжил заниматься тем, что всегда любил — писать интермедии, конферансы, репризы и частушки для эстрады и цирка. Позднее он сочинял и фельетоны в газеты «Гудок» и «Известия».