Юрг Иенач - [12]
Из конюшни при подворье время от времени доносилось конское ржание, кругом же царила тишина… Приглушенный туманом плеск горных ручьев на дне долины едва достигал слуха… Но вот сквозь слитный далекий гул звонкой нотой прорвался звук колокольчика и тут же заглох, а немного погодя послышался яснее и выше. Потом опять стих и зазвенел наново, совсем громко и близко, как будто взбираясь вверх по откосу и следуя извивам горной тропы. Долго, как во сне, вслушивался Вазер в эту маняще загадочную музыку гор; наконец послышались человеческие голоса. Очевидно, это были конные или пешие погонщики скота, и их-то, решил он, верно, дожидался хозяин.
Он лёг плашмя наземь, чтобы его не заметили. Ему хотелось узнать, ради кого он лишен ночлега. Прошло немало времени, прежде чем два мула поднялись наверх, с них спрыгнули двое всадников, — очевидно, господин и слуга, — забарабанили в ворота, которые тотчас распахнулись, и хозяин угодливо повел гостей в дом, где еще светились огни.
Подстрекаемый досадой и любопытством, Вазер вскочил как встрепанный и крадучись обошел вокруг таинственной крепости. Он вспомнил об огне, который привлек его сюда, этот огонь не мог гореть с надворной стороны. И в самом деле, на боковой стороне дома сквозь толстые железные прутья ярко светилось единственное окошко. Взобравшись на пристроенный к стене дома полуразрушенный козий хлев, Вазер изловчился заглянуть в глубь, дымной комнаты.
Перед пылающим очагом стояла благообразная старуха и держала сковороду, на которой скворчали в жиру горные форели. На каменной скамье в дальнем конце комнаты спал подросток, укрытый овечьей шкурой; спутанная копна кудрявых волос почти скрывала его неподвижное болезненно-бледное лицо.
Тут надо было действовать с оглядкой. Как подающий надежды дипломат, Вазер решил, что сперва надо уяснить себе положение, а затем уж попытаться овладеть им. Случай благоприятствовал ему. Спящему мальчику, должно быть, привиделся страшный сон, он заохал, заметался, а затем вскочил с закрытыми глазами и с искаженным глухой душевной мукой лицом, стиснул кулак, словно сжимая рукоять оружия, и хриплым со сна голосом простонал:
— Да будет воля твоя, santissima!
Старуха мигом отставила сковороду, схватила спящего за плечи, злобно тряхнула его и закричала:
— Проснись, Агостино! И ступай прочь из моей кухни! Не такие сны снились праотцу Иакову… Тебя донимает лукавый. Убирайся на сеновал. И да сохранит тебя господь от дьявольских козней…
Длиннокудрый худощавый юноша поднялся и, понурив голову, беспрекословно удалился.
— А посылку в Арден моему сыну, пастору Александеру, я сама привяжу завтра поутру к твоей корзинке, когда ты придешь за ней! — крикнула старуха ему вдогонку и, качая с сомнением головой, добавила: — Правду сказать, не следовало бы доверять родовую драгоценность этому оглашенному паписту!
— Я куда исправней выполню ваше поручение, матушка, — сквозь прутья решетки вкрадчивым голосом произнес Вазер. — Завтра я отправляюсь через Муретто в Вальтеллину, к пастору Иеначу, другу и соседу вашего достойнейшего сына, господина Блазиуса Александера, — его имя хорошо мне известно, ибо он пользуется доброй славой в протестантских краях. А сперва вы, разумеется, должны отвести мне до утра сухое местечко для ночлега, — хозяин ваш прогнал меня ради других постояльцев…
С удивлением, но без испуга старуха схватила масляный светильник; ладонью прикрывая огонек от сквозняка, подошла к окну и внимательно оглядела того, кто с ней говорил из-за решетки.
При виде приветливого смышленого молодого лица и благопристойных брыжжей, зоркий взгляд ее серых глаз сразу потеплел.
— Вы, верно, тоже проповедник? — спросила она.
— В некотором роде! — ответил Вазер; у себя дома он не любил кривить душой, но здесь, в этой неприветной глуши, допускал скидку на обстоятельства. — Только впустите меня, матушка, а дальше все уладится.
Старуха кивнула, приложив палец к губам, и скрылась. Немного погодя скрипнула дверца возле козьего хлева.
Вазер слез наземь, и старуха, взяв его за руку, провела по двум-трем темным ступенькам на кухню.
— Как не найтись теплой каморке — я вам свою уступлю, — сказала она, указывая на лесенку за дымовой трубой, приставленную к люку в каменном своде. — Мне здесь дела хватит на всю ночь: приезжие господа сейчас только садятся за стол. Если не будете шуметь, вас там наверху никто не тронет… А кто служит слову господню, у меня голодным сидеть не будет.
С этими словами она подала ему светильник, он, не раздумывая, взобрался по лесенке вверх, поднял правой рукой крышку и очутился в каморке с голыми стенами, похожей на темницу. Старуха последовала за ним, неся хлеб и вино, затем через боковую дверцу прошла в соседнее просторное и прохладное помещение, откуда вернулась с внушительным куском вяленой свинины. На стене над убогой постелью висел большой, богато отделанный серебром пороховой рог.
Указывая на него, старуха сказала:
— Вот что, сударь, хочу я завтра послать сыну, — это наследство от его дяди и крестного, добыча, захваченная сотню лет тому назад в войне с рыцарем де Мюссо.
Вслед за тем Вазер улегся в постель и попытался заснуть, но тщетно. Он задремал было ненадолго, и перед ним замелькали сонные видения: Иенач и Лукреция, магистр Землер и старуха у очага, хозяин Малоджского подворья и грубиян Лука сменяли друг друга в самых неожиданных сочетаниях. Вдруг все они очутились на школьной скамье, и вместо греческой военной трубы Землер взял да поднес к губам оправленный в серебро пороховой рог, исторгая из него истошный вой, а в ответ изо всех углов раздался дьявольский хохот.
