Юность знаменитых людей - [50]

Услыша слова филистимлянина, Саул и воины его были удивлены и поражены страхом. Но в то время в Вифлееме жил человек у которого было восемь сыновей, и из числа их трое старших последовали за Саулом на войну. Однажды он сказал своему младшему сыну Давиду, который пас овец: „Предоставь свое стадо стеречь другому и поди в лагерь узнать о здоровье твоих братьев, потом возвращайся ко мне с ответом“.

Давид пошел, как приказал ему отец, и прибыл в лагерь к своим братьям в то самое время, когда филистимлянин снова повторял свои слова.

Давид, видя, что все боялись этого человека, удивился, сказав: „Может ли быть, чтобы идолопоклонник наводил страх на детей Бога Живого?!“

Когда эти слова были переданы царю Саулу, — царь Саул велел привести к себе Давида. И юноша сказал царю: „Пусть никто не боится этого филистимлянина, я пойду и убью его“. Но царь сказал: „Ты не сможешь убить этого человека, ибо ты еще дитя, а он уже испытанный воин“.

Давид возразил: „Когда я пас овец моего отца, то медведь и лев унесли овцу из стада; но я пошел на них, и когда они напали на меня, то я схватил их за челюсти и убил. Этот филистимлянин будет для меня то же, что медведь и лев. Бог, который поддержал меня против этих зверей, поддержит меня и против него“.

Тогда царь велел вооружить Давида собственным оружием, заставил его надеть шлем на голову и панцырь на тело и дал ему свой меч, говоря: „Иди теперь сражаться. Предвечный да хранит тебя!“

Но Давид, который никогда не носил оружия, не мог в нем ходить. Поэтому он сбросил с себя панцырь, шлем и меч и, взяв только свою палку, выбрал себе в источнике пять совершенно одинаковых камней, которые положил в свою пастушескую котомку, и, вынув из кармана пращ, пошел к филистимлянину.

Голиаф, увидя подходящего мальчика с белокурыми волосами и нежным лицом, воскликнул: „Разве я собака, что ты идешь на меня с палкою!“ Потом, воззвав к своим идолам, прибавил: „Иди, я отдам твое мясо воронам и лютым зверям!“

Давид возразил: „Ты идешь с мечом и копием, а я иду во имя Бога Живого, который отдаст тебя в мои руки“.

Когда филистимлянин приблизился, Давид вынул из котомки камень, вложил в пращ и метнул камень в лоб Голиафа, который и упал навзничь.

У Давида не было оружия, чтобы покончить врага, но, подбежав к нему, он бросился на его меч, вынул из ножен и отсек ему голову. Филистимляне, увидя, что их великан убит, бежали. Израильтяне их преследовали и перебили».

^{Давид и Голиаф.}

Человек, который не изменил никогда в жизни благородству и великодушию своего характера, обнаружившегося уже в детстве, был римлянин, по имени Катон Утический. Чтобы не попасть живым в руки Цезаря, он пронзил себя мечем и ускорил свою смерть, разорвав свои внутренности собственными руками. Язычество не запрещало самоубийства.

Катон, прозванный Утическим, в отличие от прадеда его, Катона-ценсора, оставшись с детства сиротою, жил с братом у дяди своего Друза, который был народным трибуном, и пользовался поэтому большим общественным влиянием. Одно из племен, присоединенных к римской республике, желая исходатайствовать себе какое то преимущество, которое впрочем не могло быть ему даровано иначе, как по воле народа, послало в Рим депутатом одного из именитейших граждан своих, который был другом Друза, у которого он и остановился в доме; он познакомился таким образом с Катоном и его братом.

— Ну, мои юные друзья, — сказал он однажды детям смеясь, после игры с ними, — надеюсь, что вы вступитесь перед дядей, чтобы он своим влиянием на народ помог мне подучить то, о чем я приехал просить.

Брат Катона, улыбаясь, сделал головою утвердительный знак; но сам Катон смотрел в лицо Перупедия (имя приезжего) так, словно он ничего не слышал.

— Ну, а ты не хочешь помочь мне? — спросил Перупедий, — не хочешь оказать мне услугу, как твой брат?

Катон не ответил, но легко было заметить, что он не хотел исполнить эту просьбу.

Тогда Перупедий, схватив его поперек тела, стал держать мальчика за окном, угрожая сбросить его на землю, если он не согласится оказать ему поддержку перед дядею; но угроза произвела такое же действие, как просьба: мальчик молчал.

Перупедий, удивленный такою силою характера, поставил маленького Катона на ноги и сказал:

— Какое счастье, что Катон еще ребенок; если бы он был уже взрослым, то мы наверное не имели бы за себя ни одного голоса в народе.

Во времена юности Катона Рим был еще республикой, но диктатор Сулла давал чувствовать своему отечеству все ужасы самой кровавой тирании. Все дрожало пред этим своенравным тираном, который позволял себе играть жизнью граждан.

Сулла собрал всех детей из важнейших римских домов для воинских игр и упражнений, назначив из их числа двоих предводителей. Дети признали одного из этих предводителей, пасынка диктатора, но не пожелали признать другого, хотя он был племянником Помпея. Сулла спросил их, кого они сами хотят иметь предводителем; все дети единогласно назвали Катона, и юноша, которого перед тем выбрал Сулла, сам охотно уступил эту честь Катону, как более достойному.

Сулла был когда-то в дружбе с отцом Катона и потому признал юношу в качестве предводителя, даже велел его наставнику иногда приводить к нему молодого Катона, подававшего такие прекрасные надежды, чтобы иметь возможность побеседовать с ним. Но жилище Суллы, говорит Плутарх, походило тогда на ад или темницу по огромному числу заключенных, которых туда приводили, и жертв, которых там убивали.