Юность Вардочки - [9]

Водитель: Мы с нашими проблемами надоедаем не только вам. Когда мы стоим здесь и снова и снова с нашими просьбами, а они проходят мимо вас, как дуновение ветра по подолу ваших платьев, мы начинаем надоедать и сами себе. Вначале мы досадуем, и жалеем себя , что наши просьбы остаются без внимания, А потом наши просьбы повторяются, изменяются, и мы начинаем чувствовать смущение, и зуд во всем теле. Наши обвинения отызваются эхом в пустом пространстве, и кажутся нам самим такими пустячными, и мы уже начинаем стесняться сами себя, стыдим сами себя, и вот мы уже готовы поступиться, уйти, исчезнуть, провалиться сквозь землю, только бы вы забыли то, что мы говорили.Но вам -то нечего забывать, ибо вы ничего и не помнили, вы ведь нас и не слушали. . И мы выясняем, что несмотря на то, что нет никакого смысла . продолжать, уже поздно и прекратить, мы уже так глубоко погружены в наш стыд, что просто боимся той тишины, которая воцарится, когда мы перестанем говорить. И какая-то сила побуждает нас продолжать и мы снова и снова обращаемся к вам с просьбами, прекрасно понимая, что мы вам мешаем и всему миру мешаем, и что нам вообще жить не стоит, и что мы виновны и что мы загрязняем и что мы не ко времени и не к месту, но несмотря на все это мы продолжаем стоять и что-то просить у вас, и просить и просить, пока не иссякнут все наши силы и мы умираем и тогда наши сыновья занимают наши места и вечный этот хор продолжается. И вы видите нас, стоящих перед вами, поколение за поколением, целая история проходит перед вами, стоящая на коленях, грызущая себя на ваших глазах, хрипло требующая чего-то и ничего не получающая. Как это?

Мать: Я буду последней из тех, кто скажет тебе, что действительность не разочаровывает.

Водитель: Спокойной ночи! (Выходит).

Сцена 29

Комната матери

Учитель: Извините, если я больше не нужен в качестве учителя, я могу подавать вам чай.

Мать: Но вы ведь не официант

Учитель: Пока я был преподавателем, вы пытались превратить меня в официанта, а теперь, когда я предлагаю свои услуги в качестве официанта, вы говорите, что я не официант.

Мать: В этом прелесть нашего мира, не правда ли? Можно научить собак ходить на двух ногах, а человека - на 4 х. Искривить, искривить. Замечательный мир, не правда ли? Что? То, что снова доказывает нам

наличие Бога.

Учитель: Разрешите заметить, вы еще не опоздали искривить и меня. Я готов. Я ведь достаточно гибок и люблю жизнь. Возьмите меня и верните к жизни.

Мать: Боюсь, в этом нет необходимости. Да и сил у меня нет. Собирайтесь и уходите.

Учитель: Да. Но если вы все же решите, что я вам нужен - то я могу и люблю убирать квартиры - то вы найдете меня наверху, я буду собираться медленно и ждать вашего вызова. (Пауза). Я ведь и мужчина.

Мать: Спокойной ночи.

Учитель: Спокойной ночи. (Выходит).

Картина 30

Комната матери

Мать: Ты увидел свет и зашел?

Отец: Вардочка уезжает утром. Я остаюсь. (Пауза). Куки, Куки...

Мать: Не подходи.

Отец: Я не подхожу.

Мать: Не жди меня

Отец: Я не жду.

Мать: Не верь мне.

Отец: Я не верю.

Мать:И не смотри на меня. Не говори со мной. То, что я когда-то сказала, я не имела в виду, а то, что имела - не сказала. И не скажу. А если я и тоскую, то не по тебе , а по тому, чего у нас с тобой никогда не было. И у меня нет.

Отец: Короче - ничего.(Бормочет) Я бы хотел забраться под ее кровать и не выходить оттуда больше. Никогда никогда больше не вставать. Я бы ей показал. Я бы здесь валялся как собака и скулил бы до тех пор, пока бы мне на руках не отнесли в машину скорой помощи. Но этого, к счастью, я не могу себе позволить, я ведь не ее ребенок и нее ее собака. У меня есть обязанности и я должен оставаться на двоих и заботиться о своем виде. Таким образом, мне лучше смотреть на жизнь со стороны, как будто все это меня не касается. Так, по-моему, будет менее болезненно. Играть свою игру, играть ее хорошо - вот что мне осталось. А для этого я прошу у Бога покоя снаружи чтобы не было катастроф и злоключений. Перевороты - в Южной Америке. Войны в Африке. Забастовки - в Италии. Голод -в Индии, разумеется. Эпидемии - в Сирии и Ираке. Землетрясения - в Турции. А здесь , у нас - тишина и покой. Там, внутри - тоже. Все желания покрыты пылью. Осторожно - не вытряхивать! Когда то были какие-то устремления - не будить! Пусть себе отдыхают. Внути тишина и покой. Не кантовать! Пусть остаток жизни станет как тихая дрема с двух до четырех дня, когда все отдыхают в своих постелях и лишь с кухни доносится приятное бульканье чайника, а повар тихо и старательно трудится над .четырехчасовым полудником.

Спокойной ночи. (Выходит).

Мать: Вот так вы все уходите, унося с собой лучшие минуты моей жизни, которые я вложила в вас. Мои маленькие, мои нежные минутки. Кто мне вернет их? Кто? Так может, было ошибкой вкладывать их так нерасчетливо? Может, лучше было лежать в постели все 70 лет, и вкладывать в окружающий мир лишь собственный храп?

Картина 31

Коридор в доме Вардочки

Учитель: Я так развнерничался из-за того, что меня уволили, что даже не смог сегодня поднять свой дух с помощью журналов. А поскольку я не могу уйти с пустыми руками, я ждал в коридоре, пока Вардочка пойдет в туалет, и пошел за ней. И я все видел! Видел! Да! Она подняла платье, опустила трусы, затем уселась. Я все видел и спереди и сзади. Замечательно сочетание ее невинного личика и полненьких бедер - подняло мой дух так, как ничто другое из увиденного мой в жизни. Мое сердце колотилось от волнения так, что я думал оно не выдержит. Мне пришлось дважды освобождать свой дух .А теперь между ногами - влажно и липко и у меня уже не осталось сил на душ и смену белья. И спина болит - мне ведь долго пришлось стоять согнувшись у замочной скважины. К тому же мне стыдно из-за способа, которым мне пришлось освобождать свой дух - это так не по- мужски. Но я ведь вынужден был это сделать - кто меня осудит? А теперь, после двух освобождений духа , я уставший и опустошенный, поэтому со стороны я выгляжу как бледный мечтательный поэт. Я произвожу обманчивое впечатление - всегда думали, что я - тихий задумчивый парень, а я попросту опустошенный после освобождения духа. Мой вид производил обманчивое впечатление на учителей, на родителей, на тех, кто помогал мне добраться до Парижа, на круги просвещенных людей, французских поэтов , чьи книги, мысли, стихи я должен был доставить разным людям здесь, как человек, преданный культуре. Под тонким и смятым покровом французской культуры во мне появлялись скотские мысли и мне приходилось жить скотской жизнью. От меня осталось только лишь тело, но и оно устало, дрожит и норовит распасться на части. Я продолжаю медленно собирать вещи, ожидая, что кто-нибудь придет и скажет, что я нужен. "Я нужен? - спрошу я удивленно. Но кому и зачем я могу быть нужен?"