Юность в кандалах - [76]

— О, Доктор! — сказал смотрящий. — Знаю, знаю, сейчас в соседней хате сидит. Иди на кабуру, пообщайся.

Кабура располагалась внизу дальней стены, почти у пола, и была довольно большой, через неё отлично видно собеседника. Чтобы нормально пообщаться, нужно было лечь напротив, но там, предусмотрительно, лежало одеяло.

Цинканув в стенку, я попросил подтянуть к кабуре Доктора. Вскоре он подошёл. Представлял бывший смотрящий моей хаты из себя уже жалкое зрелище. Волосы отросли и были взъерошены, он сильно похудел, превратившись из бывшего спортсмена в типичного торчка, который на вид был уже на шаге от смерти. Доктор узнал меня, я рассказал, что еду в Саратов. «Я же говорил,» — сказал он. Выяснилось, что он получил четырнадцать лет строгого режима, а азербайджанец Эдик, который сидел с нами в тринадцатой хате, — девятнадцать. В девятнадцать лет получил срок идентичный своему возрасту. Оба были еще на централе, ждали рассмотрения кассационной жалобы. Говорили с Доктором мы недолго, сам он очень плотно сидел «на системе», и если попадёт на чёрный лагерь, то явно не выживет до конца срока.

Взяв у смотрящего за транзитом телефон, я позвонил родителям. Они обрадовались, услышав меня, мы не общались уже несколько месяцев и даже не могли писать друг другу письма. Я сказал, что меня везут в Саратов, и там мобильной связи не будет, поэтому общение будем поддерживать только письмами. На свидания я попросил не ездить, очень далеко таскаться за тысячу километров. Мать пыталась возражать, но я убедил её, что мне так будет лучше. Сказал, что как доеду до зоны, напишу письмо и только после этого пусть высылают бандероль с передачей. Объяснил, что в Москве я возможно всего на пару дней, но хотелось бы встретить Новый Год здесь, и такая вероятность есть. Попросил, если есть возможность, сделать мне на следующий день передачу.

Поговорив по телефону, я пошёл за дубок, где меня откармливали всей хатой. Чего только не было: разные виды колбас, сыр, курица-гриль, затянутая через мусоров. Транзитная хата явно не бедствовала, давно я так не питался.

— Это ещё мелочи, — говорил смотрящий, заметив, как я изголодался. — На Новый Год закажем водки, коньяка, отметим, как следует.

Я очень на это надеялся. Смотрящий так же поинтересовался, как я собираюсь двигаться на зоне, зная, что еду на красный лагерь.

— По головам ходить не собираюсь. Скорее всего буду работать, — отвечал я.

— Смотри, — объяснял он мне. — Главное гадские поступки не делай. Даже если станешь красным, помни прогоны от воров. Ими сказано — будучи на должности, делайте людское, не делайте бл*дского и спроса с красных не будет. А кто на таких лагерях был на должности, но гадского и бл*дского не имеет, работягами по жизни считаются.

В актив я вступать не собирался, но о чём идёт речь понимал.

На следующий день родители сделали передачку. Прислали всё, как я и просил: побольше необходимых вещей для этапа. Тёплые носки, однотонные черные футболки — такие можно носить в зоне — чай, сигареты.

В хате я начал учиться играть в длинные нарды. В нарды на взросляке играли почти в каждой хате, где я был, даже на Саратовском ПФРСИ. На малолетке предпочтение отдавали картам, но на взросле нарды пользовались не меньшей популярностью, только на интерес играли гораздо реже. Играть в них я не умел, но почему бы не научиться? Раньше не хотел, потому что игра мне казалась неинтересной, но понаблюдав за игрой у транзитников, я предложил научить и меня.

Первые партии я дико лажал, не понимая особо суть игры. Но зато у меня хорошо получалось выкидывать «куши» — одинаковое значение на «зариках», так в тюрьме называли кубики. Со временем я вникся, понял, как отыгрывать партию лучше и одержал свою первую победу среди ряда поражений.

Я очень ждал Нового Года, потому что на этапе его встречать не хотелось, но моим ожиданиям не суждено было сбыться: через пару дней меня снова заказали на этап.

Тюремный роман

Сценарий повторяется по новой: опять сборка, очередной шмон, погрузка на автозек. С Капотни ехал я один, но, несмотря на это, снова посадили в стакан. Остановились на Матроске, где оба отсека ЗИЛа вплотную утрамбовали арестантами. Было ясно, что едем сразу в Столыпин, на пятёрку заезжать не будем.

— АУЕ! — крикнули мне. — Порядочный?

— Порядочный!

— А что в стакане?

— Спецэтап! — надоело отвечать мне на этот вопрос.

— Куда едешь-то?

— В Саратов!

— Ууу… — раздался удручённый дружный гул с отсеков. — Держись, братка!

— А вы что, куда? — спросил и я. — Знаете?

— Да кто куда! Знаем, да. Этап идёт в Смоленск.

«Ну да, везёт вам,» — думал я. Может мне управу поменяют и тоже в Смоленск? Но нет, надеяться на это не было смысла.

Остановились у вокзала. Открылась дверь, и сквозь глазок в двери стакана, я увидел вдалеке Столыпин и уже знакомый живой коридор из масок-шоу с дубинками наготове. Ну вот, опять.

Сначала выгружали отсеки. Но в этот раз маски работали довольно лениво, изредка шлёпая кого-то дубинкой по заднице. Меня выгрузили последним. Я побежал к автозеку, не получив ни одного удара. Неплохо, ещё в Можайске так же принимали бы. Что едем в Можайск, сомнений не было, медкнижка-то моя там.