Юность в кандалах - [70]

— Да как? — возмущался я.

— А вот так! — сказал он, улыбаясь золотыми фиксами на зубах и показал ещё четыре туза вне тех, которые были в колоде.

Если бы играли на интерес, понятное дело, он бы не палился, так как за мухлёж строго спрашивают. Но мы играли ради развлечения, вот он и включил шулерские навыки на полную катушку.

От него я и услышал очередную тюремную присказку: «На зубах фиксы, по бокам бриксы[237], по фене ботаю, нигде не работаю!».

Ещё я общался в хате с двумя особиками, каждый из которых отсидел за свою жизнь по двадцать-тридцать лет. Один был вообще без партаков, другой, напротив, весь расписной, только кисти чистые. У него было много наколок советских времён: над наколотым кандалом на руке дракон, летящий над замком, что означает расхищение советской собственности, на груди руны СС — «сохранил совесть».

Было в хате и двое смоленских скинхедов. Один мордатый, стоял на дороге, другой сидел на соседней с моей шконке. Но они сильно меня разочаровали. Оба состояли в ЛДПР и с пеной у рта доказывали мне, что Жириновский — вождь русского национализма. По интеллекту могли быть сравнимы с колхозными дурачками. После этой дискуссии, которая меня сильно развеселила, продолжать диалог с ними не хотелось.

Из Можайска нас заехало в эту хату трое, но все они были мне незнакомы. Из них я общался только с одним пареньком, с которым познакомились ещё на сборке. Он был второходом, ранее сидел на взросле в Ярославской области. Рассказывал, что там настолько чёрные лагеря, что даже локалки[238] выломаны. Мужики живут прямо на промке, устраивая там себе гнёзда. Достать можно всё что угодно. Там он себе наколол на грудь «немку», девушку в ССовской форме, со свастикой на фоне, повёрнутой против часовой стрелки. «Это антифашистская свастика,» — говорил он, от чего я веселился ещё больше, чем даже от скинов, топящих за Жириновского. Везли его в Липецк, по месту жительства. У кого была прописка в регионах, возили сидеть чаще всего по месту жительства, кроме москвичей, которых, в виду малого количества колоний в Московской области[239], возили по всей России.

Помните, я рассказывал, как на Можайске в одной из камер повесился зек? Так вот этот паренёк был его соседом. В камере они сидели вдвоём: суицидник по ночам стоял на дороге, Ярославский тусовался днём. Просыпается он среди ночи сходить на дальняк, смотрит, а на решётке висит его сокамерник, с выпученными глазами. Говорит, так напугался, как никогда в жизни. Орал, что вопли были слышны на весь продол. Прибежали мусора, висельника сняли, а его перевели в другую камеру. Потом дёргали на допросы, но там было ясно, что суицид.

От сырости в камере, у меня начались проблемы с почками. Однажды сплю я, и снится мне водопад. Такая приятная, текущая водичка. И тут, я вырываюсь из сна, и понимаю, что ещё секунда, и дам струю прямо в джинсы. Еле добежал до дальняка. После этого на пальму я спать не ложился, курсовал, что есть проблемы с почками. Но вскоре это прошло. Видимо застудил.

Кормили в Смоленске ещё отвратнее чем в Москве, и я чувствовал, что уже сильно потерял вес.

Пробыл здесь с неделю, и вот, снова пора на этап. Заказали со мной в поездку только можайских, местные смоляне, ждущие этапа, остались в камере. Значит, не в смоленские лагеря везут…

Воронеж

Перед этапом нам выдали сухпаёк. В этот раз, вместо быстрозаваримых каш и супов, каждому дали аж по целой буханке хлеба и по банке кильки в томатном соусе. Таким пайком можно хоть немного, но наесться. В Столыпин загрузили без происшествий, и арестантский вагончик отправился в очередное путешествие по рельсам бескрайних российских железных дорог. Куда везут по-прежнему было неизвестно. Мы попали в отсек с Ярославским, и он говорил, что его то уж точно везут в Липецк, значит нам по пути. В этот раз Столыпин не был забит битком, и мы свободно разместились по два человека на одни нары. Я забрался на третий, самый высокий, ярус и оттуда наблюдал свободу через узкую щель приоткрытого окна.

Говорили, что следующая остановка в Брянске, я надеялся, что там выгрузят и меня. Но нет: когда Столыпин остановился в Брянске, вышло всего пару человек. Вагон выдержал долгую паузу и тронулся вновь. С постоянными остановками, подсоединениям к другим поездам, проходило немало времени. Выехали со Смоленска мы днём, а Брянск проехали уже ночью.

Я хотел справить малую нужду, но сходить в туалет не получилось. На дальняк выводили по одному и дверь туалета закрыть запрещали. Стоишь в раскорячку, с открытой дверью, вагон шатает (во время остановок в туалет не выводили), тебя качает тоже, а сзади рыло вертухайское стоит, уставив автомат в спину. И как тут поссать? Ходить в туалет на сборках и в хате при куче народу, я привык. Но там тебя не шатает из стороны в сторону, когда ты и так от голода постоянного худой, как тростник, да и не стоит никто, не мозолит твою спину взглядом. В общем, каждый раз, когда выводили в туалет, а это происходило где-то раз в четыре часа, я ходил туда безуспешно.

Следующая остановка была в Орле. Там Столыпин пополнился новой партией зеков и малолетками из местной воспитательной колонии, которые поднялись на взросляк. Сразу в вагоне стало шумно, гогот и шутки-прибаутки вчерашних малолеток разбавили сонную атмосферу, царящую в отсеках. Я смотрел на них с интересом, всё же малолетки в разных областях отличались друг от друга. Где-то были хоть какие-то понятия, как у нас, где-то царил полный беспредел и отсебятина. Взросляки неоднократно мне рассказывали, что большинство петухов на взросле были опущены по малолетке.