Юность в кандалах - [64]

Шрифт
Интервал

Один из них удалился и через некоторое время вернулся с вертухаем. Тот показал нам следовать за ним.

Я думал, что поведут в оперчасть, но нас повели обратно в карантин. По пути туда, я увидел Змея, моего сокамерника с малолетки, подельника Фрица. Он стоял и чинил электропроводку около ворот, ведущих на промзону.

— Змей! — окликнул я.

Змей обернулся и было заметно, что обрадовался. Он сразу узнал меня и помахал мне рукой.

— А ты что не на взросле? — крикнул он.

— Я на перережим!

— А ну хватит трепаться, — рявкнул вертухай, открывая локалку карантина. — Сейчас актив к вам придёт, посмотрим, как будете отказываться работать.

Мы снова собрались в столовой.

— Актив в карантин не пускаем. Иначе нам п*здец! — решили мы. — Берём стулья и отбиваемся.

Через какое-то время, Бахарик, который выходил покурить, позвал нас в локалку. За забором стояло несколько активистов из бл*дей, что встречали наш этап и посматривали на нас.

— Вы что блатуете? — спросили они. — Вам мало было? Сейчас зайдём и повторим.

— Ну заходите. Живыми вы отсюда не выйдете! Мочить вас, бл*дей, будем.

Козлы посмотрели на нас, сотрясли воздух оскорблениями и удалились. В карантин они так и не зашли. Боялись.

Потом пришёл опер.

— Сегодня у меня хорошее настроение, и я вас прощаю! — начал он речь, построив нас на продоле. — Но, если в понедельник хоть одна сволочь откажется работать, по одному буду выдергивать в оперчасть и п*здить. П*здить так, что вы ходить не сможете!

Закончив речь, он ушёл. Надо было что-то думать. От понедельника нас отделяли выходные. Собравшись в столовой, которая стала нам местом для собраний, мы придумали решение.

Когда принесли ужин, мы отказались от него.

— Это ещё почему? — спросил воспет.

— Потому что копать запретку, мы не будем. Пока будете нас туда гонять, жрать мы не будем. И работать тоже!

— Ах так? Ну хорошо. На выходные вы остаётесь без сигарет, — сказал воспет, запер каптёрку на замок и ушёл домой.

Утром следующего дня уже сильно хотелось курить. После утренней проверки, докурив последние сигареты, мы начали думать, что делать. От завтрака отказались по-прежнему.

— Не ссыте, сейчас всё будет, — сказал Бахарик. — Я же и домушником был.

Сделав из скрепки отмычку, он начал возиться с дверью каптёрки. Я, честно говоря, смотрел на это с иронией и думал, что это лишь бравада, но через некоторое время он смог открыть дверь. Я, первым делом, бросился искать плакат Pink, но так его и не нашёл.

Бахарик же забирал сигареты.

— Лучше не наглеть. Возьмём на выходные блок, а дверь я запру, чтобы незаметно было, — предложил он.

Мы согласились. Всё-таки последствия могли быть суровые.

Забрав сигареты, Бахарик принялся возиться с замком, пытаясь закрыть дверь.

— Сейчас, сейчас, ещё немного… — кряхтел он… и тут замок сломался.

— Ну всё, приплыли!

Выходные прошли спокойно, кроме того, что мы продолжали отказываться от приёма пищи, держась на одной лишь воде. Есть хотелось дико, но нужно было стоять на своём. В тюрьме или на зоне вообще нельзя давать заднюю, будет ещё хуже.

В понедельник пришёл воспет и первым делом обнаружил вскрытый замок. Он ничего нам не сказал, осмотрел каптёрку и удалился. Вернулся в карантин уже со старшим опером. Тот держал в руке дубинку.

— Построились вдоль стены на продоле! — рявкнул он.

Мы построились.

— Достали вы меня в конец! Кто взломал каптёрку?

Все молчат.

— Последний раз спрашиваю, кто взломал каптёрку?!

Молчание.

— Если не признаетесь, п*зды получите все!

— Это я! — сказал Шмидт.

— Неправда, это я! — вышел вперёд Бахарик.

— Ну смотрите, сами напросились, — я стоял ближе всех к двери столовой, опер схватил меня за лепень и толкнул внутрь. — А ну, проходи!

Только я зашёл внутрь, мне сразу прилетел удар дубинкой. Хрясь! Ещё один. Удары были тяжелыми, в дубинке явно был внутри металлический стержень. От одного удара я попытался закрыться рукой, и руку так прожгло от боли, что подумал о переломе. Ещё несколько ударов, и я упал на землю. Опер бил не жалея, со всей силы вкладываясь в каждый удар. Всего я насчитал около пятнадцати ударов. После этого, он вывел меня, еле стоящего на ногах, на продол, и у меня зарябило в глазах, я почувствовал, как земля уходит из-под ног.

— Что с тобой? — спросил воспет.

— Плохо, — ответил я и облокотился на стенку.

— Да придуривается! — ответил опер, и в ту же секунду меня стошнило прямо на пол.

Я начал падать, шпана подхватила меня под руки.

Было видно, что воспет напугался.

— А ну быстро отведите его в кубрик, пусть ляжет! — меня оттащили на шконку.

А на продоле тем временем продолжалась экзекуция. Поочерёдно опер заводил каждого в столовую и избивал дубиналом[233].

Через какое-то время всё затихло и вскоре ко мне пришли пацаны.

— Что ты там, живой? — присели они на шконку рядом.

— Да, давление походу, — я перенёс тяжелую черепно-мозговую травму в пятнадцать лет, когда меня сбила машина. Да и потом сотрясения мозга были. Думаю, это и было причиной.

После обеда приехал новый этап, который поместили к нам в карантин. На следующее утро, их повели копать запретку, а мы не пошли. От еды по-прежнему отказывались.

— Ну что же, — сказал кум. — Хорошо, вы добились своего. Можете жрать! На работы вас больше дёргать не будем. Пусть новый этап ходит.


Рекомендуем почитать
Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.


Северная Корея. Эпоха Ким Чен Ира на закате

Впервые в отечественной историографии предпринята попытка исследовать становление и деятельность в Северной Корее деспотической власти Ким Ир Сена — Ким Чен Ира, дать правдивую картину жизни северокорейского общества в «эпохудвух Кимов». Рассматривается внутренняя и внешняя политика «великого вождя» Ким Ир Сена и его сына «великого полководца» Ким Чен Ира, анализируются политическая система и политические институты современной КНДР. Основу исследования составили собранные авторами уникальные материалы о Ким Чен Ире, его отце Ким Ир Сене и их деятельности.Книга предназначена для тех, кто интересуется международными проблемами.


Кастанеда, Магическое путешествие с Карлосом

Наконец-то перед нами достоверная биография Кастанеды! Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960-1973). Она больше, чем кто бы то ни было, знает о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами и щедро делится воспоминаниями, наблюдениями и фотографиями из личного альбома, драгоценными для каждого, кто серьезно интересуется магическим миром Кастанеды. Как ни трудно поверить, это не "бульварная" книга, написанная в погоне за быстрым долларом. 77-летняя Маргарет Кастанеда - очень интеллигентная и тактичная женщина.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.