Юность в кандалах - [63]

— Вот пидерлагерь! — комментировали мы происходящее.

Большинство с интересом на нас поглядывало. Знакомые лица я не видел, но и разглядеть было сложно, в телогрейках и ушанках все на одно лицо.

Покурив, пошли обратно в карантин, хоть были и в телогрейках, но замёрзли.

После завтрака пришёл кум и трое мужчин в гражданском.

— Давайте собирайтесь! На запретку! — скомандовал он.

Мы, нехотя, оделись.

Запретная зона находилась недалеко от карантина. Вертухай, открыв локалку, провёл нас внутрь. После того, как мы прошли туда, мужчины в вольном вручили нам лопаты.

— Давайте, копайте! — сказал один из них, самый толстый мордатый мужик, в джинсовой куртке. — Кто будет филонить, расскажем начальнику оперчасти.

Мы начали копать. Земля на запретке была мягкая и копалась легко. Нужно было сковырнуть лопатой стоптанную мусорами землю и перевернуть её, тем самым разрыхлив. Делалось это для того, чтобы на земле были видны следы.

— Эй, длинный, давай работай! — сказал мне один из «надсмотрщиков».

— «Эй» — зовут бл*дей! — сказал я и бросил лопату.

— Ты чего, оборзел что ли? — «Джинсовка» злобно смотрел на меня. — Куму доложим!

— Да похер мне! Не буду копать и всё. Я сюда не работать приехал, — меня разобрала злость. Почему я должен делать то, что помогает меня охранять? Тем более под чью-то указку.

Остальные, даже Воскресенский, тоже побросали лопаты.

— Сами работайте!

— Ишь, нашли рабов. Х*й вам! — раздавались возгласы.

Во мне с детства был бунтарский дух. В первый класс школы я пришёл открытым жизнерадостным ребёнком, любящим жизнь во всей её красе. В детский сад ходил недолго, только перед школой, поэтому в коллективе особо не социализировался, и думал, что все вокруг такие же добрые и открытые, готовые помочь друг другу.

Но первые дни в школе показали, что это не так. У меня были проблемы с дикцией, и я плохо выговаривал некоторые слова. Понятное дело, что некоторых это смешило, и меня пытались подкалывать, называли американцем. Сначала это сильно меня обижало, но я быстро понял, что мир не такой уж и добрый, как мне казалось, и если дам слабину, то меня сожрут. И во время драк начал давать отпор. Из-за всех сил, несмотря на то, что обидчиков было несколько. И в итоге некоторые бывшие обидчики стали моими друзьями, а некоторые стали меня избегать. Учился в начальной школе на «хорошо» и «отлично», но по поведению начались появляться замечания. Я очень любил веселиться и шутить на уроках, у меня было много нереализованной энергии. К третьему классу был уже довольно хулиганистым ребёнком, и в характеристике для родителей от классного руководителя было сказано: «Стиль общения — стремление к грязноватому, „панковскому“ протесту против порядка, уважение грубой силы и бесшабашного веселья». Я никогда не любил, когда мне указывают, когда мной помыкают, всегда старался быть везде лидером, и как бы мне не было тяжело, моя сущность находила способы начать бунт.

В пятый класс я перешёл в другую школу уже отъявленным хулиганом. Я курил, хотя большинство моих ровесников ещё даже не притронулись к сигарете, я любил драться, любил веселиться на уроках. Мы пришли в новую школу с другом, и, когда к нам подкатили местные «авторитеты» класса, пытаясь показать нам «наше место», мы их быстро осадили.

Были и другие новенькие в классе, среди них был другой хулиган, но его шутки в отличии от моих, были в основном злыми. Если я больше шутил на уроках, кого-нибудь подкалывал или развлекался, то он был задирой и мог кого-то сильно обидеть. Хотя, что уж там утаивать, так порой поступал и я. И вот однажды мы с ним схлестнулись прямо в коридоре школы. И я потерпел поражение. Мне надавали нормально по лицу, вроде даже до слёз, но уже тогда я их никому не показывал. После этого старался не вступать с ним конфликты, но к седьмому классу я уже «забрился»[231] и поднаторел в уличных драках. Вернувшись с летних каникул, он начал меня подзадевать, и я на перемене вывел его в коридор. В этот раз я одержал победу, причём накостыляв ему так, что меня оттаскивали от него. После этого у нас наступило вынужденное перемирие, и мы даже стали приятелями.

К девятому классу мы заслужили репутацию самых отъявленных школьных хулиганов, а меня большинство боялось и считало отморозком. Помню, классе в восьмом, меня доканывал один задиристый старшеклассник. Его многие боялись, и я в том же числе. И вот однажды на «коробке»[232] около школы, он меня доставал при моих друзьях и ударил мне сильно по голени. От боли у меня «упало забрало», и я пришёл в себя избивая его кулаками в кровь. И что, самое смешное, этот грозный старшеклассник даже ни разу не смог мне ответить. Всё! После этого он обходил меня за километр. А я понял, что у страха глаза велики. Каждый смертен.

Мы стояли на запретке, бросив лопаты, и смотрели с вызовом на мусорских. Не знаю уж, кто были эти мужчины, но почему-то мне кажется, что не сотрудники. Это можно было объяснить ещё и тем, что было заметно, что они нас боятся. Скорее всего вольные рабочие, которые и должны были делать эту работу. А мусора её перекидывали на малолеток. Скоты.