Юность - [11]

— Давай твою тоже, — сказал я Хильде, на которую двоюродная сестра совершенно не обращала внимания, и та, застенчиво улыбнувшись, протянула мне куртку. Я повесил их на спинку стула, стоявшего возле письменного стола, и сунул руку в карман брюк, чтобы девушки не заметили, как оттопырились у меня брюки. Мои гостьи немного нерешительно вошли в комнату.

— Мои вещи еще не доехали, — сказал я, — но скоро доедут.

— Да, грустновато тут. — Ирена улыбнулась.

Девушки уселись на диван и плотно сдвинули колени, а я, сев на стул напротив, закинул ногу на ногу, потому что бугор на штанах никуда не делся. Еще бы, ведь она сидела в метре от меня.

— Сколько тебе лет? — спросила она.

— Восемнадцать, — ответил я, — а тебе?

— Шестнадцать, — сказала Ирена.

— Семнадцать, — подала голос Хильда.

— Ты, значит, только после гимназии? — спросила Ирена.

Я кивнул.

— А я во втором классе гимназии учусь, — сказала Ирена, — в Финнснесе. Там школа-интернат. Я в общежитии живу. Если хочешь, заходи в гости. Ты наверняка будешь в Финнснесе.

— Хорошо, зайду, — согласился я.

Наши взгляды встретились.

Она улыбнулась. Я улыбнулся в ответ.

— Но вообще-то я из Хеллевики. Это такая деревня — если дальше ехать, через гору, то приедешь в Хеллевику. Несколько километров отсюда. Ты машину водишь?

— Нет, — сказал я.

— Жалко, — она вздохнула.

Мы немного помолчали. Я встал, принес пепельницу и пачку табака и скрутил себе самокрутку.

— Не угостишь? — попросила она. — Мои в куртке лежат.

Я бросил ей пачку.

— Я когда вчера тебя в автобусе увидела, — проговорила она, мастеря самокрутку, — то даже посмеялась. У тебя был такой вид, будто ты в окно решил вылезти.

Они расхохотались. Ирена облизнула клейкую полоску на бумаге, примяла самокрутку указательными и большими пальцами, сунула ее в рот и закурила.

— Здесь так охрененно красиво оказалось, — сказал я, — а я же не знал, как оно тут будет. Я про Хофьорд только название и знал, да и его узнал недавно.

— А почему тогда ты сюда приехал?

Я пожал плечами:

— Мне на бирже труда дали список мест, и я выбрал это.

Этажом выше послышались шаги, и мы все посмотрели на потолок.

— Ты уже познакомился с Туриль? — спросила Ирена.

— Да вроде как, — ответил я, — а ты ее знаешь?

— Конечно. Тут все друг друга знают. В Хеллевике и Хофьорде.

— И на Фюглеойе, — добавила Хильда.

Повисла тишина.

— Хотите кофе? — я привстал.

Ирена покачала головой:

— Нет, нам, наверное, пора. Что скажешь?

— Надо идти, — поддакнула двоюродная сестра.

Мы встали, я взял их куртки и, подавая ей куртку, подошел ближе, чем, строго говоря, требовалось. Полный воспоминаний о ее бедрах, туго обтянутых джинсами, о ее икрах, лодыжках и удивительно маленьких ступнях, о ее горле и полной груди, ее небольшом носике и голубых глазах, одновременно доверчивых и наглых, я прикрыл дверь. Девушки просидели у меня минут десять, может, пятнадцать.

Я пошел на кухню варить кофе, когда в дверь снова постучали. Она вернулась, но на этот раз одна.

— На следующие выходные в Хеллевике вечеринка будет, — сказала она. — Я поэтому и заходила — хотела тебе сказать. Хочешь сходить? Как раз с местными познакомишься.

— Ясное дело, хочу, — ответил я. — Если получится, то обязательно приду.

— Получится? — переспросила она. — Просто поезжай с кем-нибудь — туда все поедут. Там и увидимся! — Она подмигнула, повернулась и пошла вниз по дороге, к Хильде, которая ковыряла ботинком асфальт на обочине.

На следующее утро, когда едва перевалило за восемь, я впервые за сутки вышел из квартиры. Солнце, висящее над горами на востоке, светило прямо в дверь, а когда я закрыл ее, то лицо мне погладил ласковый летний воздух. Однако стоило мне отойти на несколько метров, туда, где тянулась тень от гор, как стало холоднее, и мысль о том, что в воздухе тоже существуют омуты, течения и заводи, стремнины и пороги, странным образом бодрила. Передо мной, на небольшой площадке, располагалась школа. Я не то чтобы боялся туда идти, но нервничал, и по мере приближения меня крошечными молниями пронзала тревога.

Школа ничем не отличалась от других: с одной стороны — длинное одноэтажное здание, связанное смахивающим на туннель переходом с другим корпусом, более новым и высоким, где располагались мастерские, спортзал и маленький бассейн. Между двумя корпусами был школьный двор, он продолжался и позади, до полноценного футбольного поля. За ним на насыпи возвышалось здание, которое я принял за общественный центр.

Перед входом в школу стояли две машины — большой белый джип и низенький черный «ситроен». В школьных окнах блестело солнце. Дверь была открыта, и я вошел в вестибюль, где линолеум казался почти белым в солнечных лучах, падающих длинными полосами сквозь стекло на двери. Пройдя по коридору, я завернул за угол и увидел три двери справа и две слева, а дальше коридор заканчивался просторным помещением. Там кто-то стоял и смотрел на меня. Это был мужчина с бородой и лысиной. Лет тридцати — тридцати пяти.

— Привет! — сказал он.

— Привет, — ответил я.

— Ты, наверное… Карл Уве?

— Так и есть, да. — Я подошел ближе и остановился.

— Стуре, — представился он.

Мы обменялись рукопожатием.