Юность Карла - [15]

Впрочем, гнев Карла был безадресным. Просто и для него этот поход стал первой самостоятельной военной экспедицией. Уже участвуя в сражениях, которые в свое время вел Пипин, завоевывая Аквитанию, Карл оставался за спиной сурового отца, а после его смерти, став королем, попал под влияние властной и честолюбивой матери, предоставив ей решение многочисленных государственных дел. Да Карла к ним и не тянуло. Он предпочитал охоту на дикого зверя в лесах, раскинувшихся к северу и западу от его резиденций в Дюрене и Валансьене, или другую — на девушек в сельских деревушках. И здесь Карл был поистине неотразим. Он зачаровывал молоденьких поселянок песней или шуткой, своим умением прекрасного рассказчика. Живость натуры, неукротимая энергия на всяческие придумки привлекали в его объятия и знатных и простолюдинок. Карл действительно не пропускал ни одной сколь-нибудь симпатичной женщины, хотя и был уже женат на незнатной, но отличавшейся красотой франконке Химильтруде и имел сына, названного в честь деда Пипином.

— Так что же? — снова спросил Карл. Но гнев его уже пропал, а глаза смеялись, видя мучительные раздумья, отражавшиеся на простом и бесхитростном лице Харольда.

— Надо подняться к Ажену. Там сохранился мост, как сообщают мне лазутчики, — заговорил наконец, оторвав от затылка пятерню, Харольд. — Правда, туда три дня пути.

— И там нас ждет Гунольд, — уже открыто смеясь, продолжил Карл.

— И все аквитанские вояки, — хохоча во все горло, подхватили стоявшие рядом командиры франков Ганелон, Ольвед и юный Вильм, сын графа Тулузского.

— Ну уж нет, дорогой мой стратег. — Король неожиданно перестал смеяться, и друзья увидели другого Карла, жесткого, волевого и неукротимого в своей решимости.

— Мы атакуем сегодня, на рассвете.

— Но где?! — в один голос воскликнули Вильм и Ганелон.

— Здесь!

— Армия здесь не пройдет. Вода высока. — Харольд все еще никак не мог осмыслить, шутит Карл или говорит серьезно.

— А кто говорит про армию? Скажите, друзья, вы готовы немного поплавать?

— Только не наперегонки, — ответствовал, смеясь, Ольвед.

Все знали, что неуклюжий с детства Карл в воде преображался и состязаться с ним было бесполезно.

— Мы нанесем удар в самое сердце Гунольда. Харольд, отберешь из своих воинов сотню лучших пловцов. С собой берем только мечи.

4

На рассвете реку окутал густой туман, и в его мутно-сером киселе переправившиеся вплавь франки бесшумно вырезали охрану и ворвались в укрепленную виллу, почти не встречая сопротивления. Их обоюдоострые мечи с широкими клинками разрубали кожаные доспехи ошарашенных полусонных защитников, отсекали руки, пытавшиеся сжимать оружие, сносили головы, протыкали внутренности. Порой железо скрещивалось с железом, но уже следующий удар достигал мягкой податливой плоти. Обнаженный по пояс, в коротких кожаных штанах, весь забрызганный кровью, рубящий налево и направо, Карл был страшен. Улыбку, так очаровывавшую девушек, сменил звериный оскал. Из горла вырывался то ли рев, то ли рык. Рядом с ним, не отступая ни на шаг и охваченный такой же сатанинской яростью, сражался обычно невозмутимый Ольвед. Скользя на каменном полу в лужах крови, Карл прокладывал себе дорогу к оцепенело стоявшему в конце зала Гунольду. Взмах меча, и одним защитником меньше. Клинок Ольведа описывает полукруг, и еще один корчится на полу, а отсеченная по локоть рука продолжает какое-то время жить своей непонятной жизнью, и пальцы, сведенные судорогой смерти, скребут и скребут холодный камень. Оставшийся единственным защитником герцога, совсем молодой черноволосый юноша кинулся на Карла. Словно блеснула багровая молния — так стремителен оказался разящий удар Ольведа. Острый клинок перерубил шейные позвонки и, продолжая движение, отделил голову от тела. Какие-то секунды туловище, из которого хлестали фонтаны крови, стояло, являя кошмарное зрелище. Затем стало заваливаться куда-то вбок, в сторону, а отрубленная голова подкатилась к ногам герцога Аквитанского и застыла, развернув к нему мертвеющий лик.

— Ву-у-урм! — Дикий крик вырвался из груди Гунольда. Оцепенение, охватывавшее его до этого, спало. Он рванулся вперед, и меч Карла по рукоять вошел ему в живот. — Ты-ы… — прохрипел аквитанец, силясь что-то сказать.

— Я! — Карл выдернул из тела умирающего герцога клинок. Тяжелая туша Гунольда Аквитанского рухнула на пол. — Собака! — На лице франка снова мелькнул звериный оскал. Взлетел меч, и седеющая голова герцога улеглась рядом с головой его сына. — Черное и белое, — криво усмехнулся Карл, развернулся и, переступая через трупы и лужи крови, не обращая внимания на стоны раненых и мольбы о помощи, пошел к выходу.

Глава вторая Мать и сын

1

В небольшой и хорошо протопленной зале епископского дома в Дюрене беседовали двое: вдовствующая королева Бертрада и старый Эгельхарт, служивший советником еще Пипину, а ныне получивший титул епископа Дюренского. Измученный подагрой старик старался как можно реже выходить из дома и всех, коли в нем была нужда, принимал у себя. Дела дюренской церкви он давно переложил на священника и исповедника королевской семьи Вольфария. Лысеющая голова Эгельхарта в обрамлении седого венчика волос, несмотря на преклонный возраст, еще сохранила ясность мысли, и Бертрада ценила это. Но более всего она ценила способность старика служить своему монарху и, предугадывая желания августейшего владыки, излагать его же идеи, придавая им четкую и конкретную форму. Сейчас королем был Карл, но Эгельхарт служил вдове Пипина. Оставалось только удивляться изворотливости ума старика и его умению менять взгляды на прямо противоположные, если это было угодно очередному повелителю. Покойный Пипин, дважды воевавший с Ломбардией и поддерживавший во всем Папу Римского, утвердившего его в титуле короля франков, получал от Эгельхарта дельные советы и, прислушиваясь к ним, доставил немало неприятностей лангобардскому королю Айстульфу. Королева-мать поддерживала пролангобардскую группировку, и епископ Дюренский, с чистой совестью облекая в слова сказанные и написанные, воплощал в жизнь расплывчатые подчас мысли Бертрады.