Юность Есенина - [16]
Дружеская, демократическая среда панфиловского кружка, открытый, пытливый, критический (вопреки школьным церковно-религиозным шорам) взгляд Панфилова и его товарищей на жизнь, юношеский порыв кружковцев к свободе, их мечты о служении народу, споры о любимых писателях — все это благотворно влияло на духовное развитие молодого Есенина, помогало преодолеть церковно-догматические представления о жизни, которые стремилась привить ученикам церковно-учительская школа.
Панфиловский кружок способствовал появлению у Есенина стихотворений, в которых впервые зазвучала грустная дума поэта о судьбе крестьянской Руси:
Многое было пережито, передумано Есениным за три спас-клепиковских года. Желание посвятить свое творчество народу, правдиво рассказать о любви к родине — вот мысли, которые все больше начинают его волновать.
Так писал Есенин в 1912 году в стихотворении «Поэт».
История этого стихотворения такова: в 1912 году, прощаясь с Гришей Панфиловым перед отъездом из Спас-Клепиков, Есенин подарил ему свою фотографию, на обратной стороне которой написал своего «Поэта» с посвящением «Горячо любимому другу Грише».
«Поэт» не просто экспромт, написанный в момент расставания со школьным товарищем. Эту тему Есенин затронул в еще более раннем стихотворении, относящемся к 1910–1911 годам, озаглавленном также — «Поэт». Автограф его едва ли не самый ранний из известных в настоящее время. Рассказ о судьбе поэта в нем еще явно односторонен, ничего не говорится об общественном призвании художника. Перед нами образ поэта-мученика, поэта-отшельника, живущего во власти тайных видений и грустных дум:
Раздумья эти навеяны и собственной далеко не безоблачной юностью, и романтическим представлением об избранном уделе поэта, и — едва ли не всего сильнее — трагической судьбой многих русских поэтов.
Спустя некоторое время Есенин вновь обращается к этой теме в стихотворении «Душою юного поэта». Автограф его до сих пор неизвестен. Однако оно не только существовало, но и подвергалось авторской правке. Об этом мы узнаем из письма Есенина к Панфилову, относящемуся к лету 1912 года. Говоря о доработке стихотворений, написанных в Спас-Клепиках, Есенин пишет: «…например, в стихотворении „Душою юного поэта“ последнюю строфу заменил так:
Таким образом, в трех стихотворениях раннего периода — «Поэт» («Он бледен. Мыслит страшный путь…»), «Душою юного поэта», «Поэт» («Тот поэт, врагов кто губит…»), а возможно, было написано и четвертое, «Пророк» (о нем речь идет в одном из писем к Панфилову) — уже затрагивается главный вопрос, встающий перед каждым истинным поэтом: что ты, поэт, хочешь сказать миру? В чем видишь свой долг перед народом? Какую правду собираешься утверждать поэтическим словом?
Когда-то Жуковский, вопрошая «кто есть поэт?», отвечал: «Искусный лжец. Ему и слава, и венец». Затем в русскую литературу пришел поэт-пророк Пушкин, жгущий глаголом сердца людей, за ним — мятежный Лермонтов, а чуть позднее призывно зазвучал голос некрасовской музы:
«Не верьте, юноши!» — писал Некрасов. И молодой рязанский поэт не поверил. Он начинает все больше осознавать теперь, что для поэта явно недостаточно только «ловить сердцем тень былого» и слушать «душевный шум». В этом еще раз убеждаешься, читая одно из писем Есенина к Панфилову, относящихся к 1913 году: «Благослови меня, мой друг, на благородный труд. Хочу писать „Пророка“, в котором буду клеймить позором слепую, увязшую в пороках толпу. Если в твоей душе хранятся еще помимо какие мысли, то прошу тебя дай мне их, как для необходимого материала. Укажи, каким путем идти, чтобы не зачернить себя в этом греховном сонме. Отныне даю тебе клятву, буду следовать своему „Поэту“. Пусть меня ждут унижения, презрения и ссылки. Я буду тверд, как будет мой пророк, выпивающий бокал, полный яда, за святую правду с сознанием благородного подвига»
