Юность Добровольчества - [28]

До своего дома Павел Юльевич добрался лишь вечером. На углу он заметил машину, явно дожидавшуюся кого-то. Вревский знал эти машины. Знал, кого и зачем они ждут по ночам. И предчувствие, явившееся ещё утром, подсказало, что на этот раз приехали – за ним. Вревский ускорил шаг, вошёл в подъезд, поднялся по лестнице. Дверь в его квартиру была приоткрыта, оттуда струился луч света, и доносились голоса. Сомнений не осталось – за ним пришли. Глубоко вздохнув, Павел Юльевич решительно переступил порог…

За порогом родной квартиры Павлу Юльевичу тотчас заломили руки назад, так что плечи хрустнули, втолкнули в кабинет, швырнули на пол. Знакомый откуда-то голос приказал:

– Оставьте нас и ждите моих указаний.

Вревский поднялся на ноги. Свой кабинет он увидел перевёрнутым: обыск уже был проведен. За столом, растворяясь в клубах табачного дыма, сидела худая, чернокудрая женщина в кожаной тужурке. На столе лежал «лучший друг комиссара» – маузер. Лицо чекистки показалось Вревскому смутно знакомым, но он никак не мог вспомнить откуда. Наконец, она потушила папиросу, посмотрела на него холодными, безразличными глазами. Глазами, так похожими на спелые вишни… Павел Юльевич содрогнулся. Те самые вишни, только взгляд у них – чужой, жестокий, страшный, полный какого-то нечеловеческого зла. Те самые черты, только заострившиеся, огрубевшие – ни ямочек на щеках, не пухлости губ. Тот самый голос, только прокуренный и жёсткий. Лия… Какой страшный сон…

– Лия, ты? – глухо спросил Вревский.

– Для вас, гражданин Вревский, я не Лия. Лии больше нет. Есть товарищ Перовская.

– Псевдоним? Или мужнина фамилия?

– Вас это не касается.

– Лия, объясни мне, пожалуйста, что с тобой случилось? – почти закричал Павел Юльевич. – Зачем тебе всё это?! эта кровавая баня?! Где та девочка, мечтавшая о свободе и братстве?!

– Мы как раз строим свободу и братство. Помнишь, я говорила тебе, что революция, и наша победа – историческая неизбежность, поскольку царизм зашёл в тупик? Вот, всё сбылось.

– Неизбежность… – повторил Вревский. – Правда, сбылось. Только где же свобода? Где же братство? Если Россия в крови утопает?

– Что такое твоя Россия? Так… – Лия презрительно сплюнула. – Несостоявшаяся страна с ущербным народом. Теперь хоть какая-то польза будет от неё. Она послужит нам полигоном для того, чтобы построить совершенно новое общество! Общество равных людей, подчинённых единой идее.

– Общество рабов, ты хотела сказать? Из кого вы будете строить что-либо при таких масштабах уничтожения людей?

– Мы уничтожаем не людей. Мы уничтожаем врагов. А ещё – лишних. Тех, кто не сможет существовать в нашем обществе, тех, кто не сможет изменить своей психологии, тех, кто не будет полезен нам.

– Таких, как я?

– Да, таких, как ты.

– И ты считаешь это справедливым?

– Я считаю это целесообразным, – Лия закашлялась и закурила вновь. – Вы не умеете жить. Вы умеете только метаться, страдать, искать каких-то идиотских истин, верить поповским сказкам и мешать работать тем, кто в отличие от вас работать умеет, кто знает, к чему стремится, и на пути своём не боится никаких препятствий.

– Таким образом, ты считаешь целесообразным уничтожение большей части русского народа?

– Русские – народ-недоразумение. Ошибка мировой истории. Ничего иного они не заслуживают. Мы оказываем услугу им. Россия и русские ничего не дали миру, иным народам. Но теперь они станут жертвой во имя торжества новой истины, во имя мировой революции и рождения нового мира. Это всё, что они могут. Это ваша великая миссия в истории, – Лия говорила отрывисто, словно выплёвывая каждое слово, наслаждаясь своей неведомой местью.

– За что ты так ненавидишь Россию?

– А за что мне любить твою Россию? Сколько времени и сил понадобилось нам, чтобы поджечь этот гнилой, сырой хворост, чтобы раздуть этот пожар! Сколько людей, лучших людей принесли себя в жертву! Но теперь этот пожар не потухнет, он истребит всё, и останется чистое место, на котором мы начнём строить новое… – глаза Лии загорелись, словно отблески кровавых пожаров, о которых страстно говорила она, отразились в них.

– Ты сумасшедшая, Лия! – воскликнул Вревский. – Откуда столько зла?!

– А на каторге, Паша, добру не учат, – звякнул, как затвор щёлкнул, гордый ответ.

– Когда ты со своими… коллегами устроила взрыв, в результате которого погибло семь человек, включая маленького мальчика, ты ещё не успела побывать на каторге… Детей – тебе тоже не жаль? Они-то чем виноваты перед вами?

– Это издержки великого дела. Без них ничто не обходится, – равнодушно пожала плечами Лия.

Вревский ничего не спрашивал больше. Ему показалось, что перед ним сидит не человек. Не женщина. Не Лия. А демон, напяливший её личину. Интересно, сколько крови, сколько загубленных жизней на счету этого демона? Вспомнилась девочка, задорно смеявшаяся, белое платьице, летний полдень, нежная ладошка, ударяющая по воде, белая шляпка, поля которой скрывали хорошенькое личико… Павел Юльевич пожалел, что в руках его нет оружия, чтобы убить этого демона в облике Лии. Он опустил голову, сказал устало:

– Меня – сразу «к Духонину в штаб»? Или допрашивать будете, Лия Исааковна?