Юность без Бога - [23]

Бормочут, шушукаются.

Обвинитель встает как загипнотизированный и медленно вперяет в меня указующий перст.

— Вы? — вопрошает он.

— Да, — отвечаю, удивляясь собственному спокойствию.

Чувствую удивительную легкость.

И дальше рассказываю уже всё.

Почему вскрыл шкатулку и почему сразу не рассказал об этом Ц. Потому что мне было стыдно, и все-таки это была еще и трусость.

Я рассказываю всё.

Почему прочел дневник Ц., и как не стал обращаться к закону, потому что хотел внести поправки в расчеты, заметные поправки. Да, я был дураком. Замечаю, как прокурор что-то: записывает, но теперь мне уже все равно.

Всё, всё равно!

Только бы дорассказать до конца.

И про Адама и Еву, и про темные облака, и про человека на луне…

Стоило мне договорить, прокурор встает.

— Я хочу обратить внимание господина свидетеля на то, что у него не должно быть ни малейших иллюзий относительно последствий его интересного заявления.

Прокуратура оставляет за собой право выдвинуть против меня обвинение в том, что я ввел суд в заблуждение, а также в укрывательстве воров.

— Пожалуйста, — легонько кланяюсь я. — Я же поклялся ничего не утаивать.

Бакалейщик ревет:

— Мой сын на его совести! Только на его!

У него начинается сердечный приступ, его приходится увести. Его супруга грозно воздевает руку:

— Берегитесь! — кричит она мне, побойтесь гнева Божьего!

Нет, Бога я больше не боюсь.

Я чувствую отвращение, которое испытывают ко мне все в зале. Я не противен только одной паре глаз. Они на мне отдыхают.

Тихие, как темные озера в лесах моей родины.

Неужели ты уже осень, Ева?

Изгнание из рая

Еву к присяге не ведут.

— Ты знаешь, что это? — подняв компас, спрашивает ее судья.

— Да, — отвечает она, — это показывает направление.

— Знаешь, кому он принадлежит?

— Не мне, но могу угадать кому.

— Только не финти!

— Я не финчу. Я хочу сказать правду, как господин учитель.

Как я?

Прокурор иронически улыбается.

Защитник не сводит с нее глаз.

— Ну, так давай! — велит судья.

И Ева начинает.

— Когда мы с Ц. встретились у нашей пещеры, туда же пришел и Н.

— Значит, ты там тоже была?

— Да.

— Почему ж ты только сейчас сказала? Почему на протяжении всего следствия врала, что тебя рядом не было, когда Ц. убил Н.?

— Потому что это не Ц. его убил.

— Не Ц.?! Тогда кто же?

Напряжение чудовищное. Все в зале подались вперед. Нагнулись, нависли над девушкой, но она несгибаема.

Ц. чрезвычайно бледен.

А Ева рассказывает:

— Н. и Ц. подрались, страшно, Н. был сильней, и он столкнул Ц. со скалы, и я подумала, сейчас ему каюк, и взбесилась, ведь я же тоже думала, что он читал дневник и про меня все знает, я взяла камень, вон тот, и погналась за ним. Да, мне хотелось запустить ему камнем в голову, правда хотелось. И вдруг из лесу выбегает незнакомый какой-то парень, выхватил у меня камень и бросился за Н. Я видела, как он его догнал и заговорил с ним. Это было у поляны. А камень так и держит в руках. Я спряталась, потому что мне было страшно, а вдруг они вдвоем вернутся. Но назад они не пошли, пошли в другую сторону. Н. на пару шагов впереди. И вдруг чужой этот поднимает камень и бьет Н. по голове, сзади. Н. упал и не шевелится. Тот незнакомый парень нагнулся над ним и стал его рассматривать, а после поволок в сторону. В канаву. Он не заметил, что я всё видела. А потом я побежала обратно к пещерам, и мы там встретились с Ц. Он не разбился, когда упал, только спину ободрал, и руки тоже были в ссадинах.

Первым обретает дар речи защитник:

— Выдвигаю предложение снять обвинение с Ц.

— Секунду, господин адвокат, — прерывает его председатель и поворачивается к Ц., который все еще ошеломленно смотрит на девушку.

— То, что она говорит, — правда?

— Да, — тихо отвечает Ц., кивнув головой.

Значит, ты тоже видел, как какой-то незнакомый юноша убил Н.?

— Нет, этого я не видел.

— Ах вот как! — вздыхает обвинитель с облегчением.

— Он видел только, как я беру камень и бегу за Н. — говорит Ева.

— Значит, ты его и убила, — констатирует защитник.

Но девушка остается невозмутимой.

— Нет, это не я была, — она даже улыбается.

— Ну, к этому мы еще вернемся, — говорит председатель. — А сейчас мне бы хотелось знать одно: почему вы до сих пор молчали, если оба не виноваты? А?

Оба молчат.

И снова говорит девушка.

Ц. решил взять все на себя, потому что подумал, что это Н. убила. Он мне не поверил, когда я сказала, что это тот, другой, сделал.

— А мы — должны, значит, тебе поверить?

Она снова улыбается.

— Не знаю, только так оно и есть.

— И ты бы спокойно стала смотреть, как его осудят, невиновного?

— Нет, не спокойно, я, правда, столько плакала. Но мне так страшно было идти в исправительный дом… и потом, потом, я же теперь все рассказала, что он не виноват.

— А почему только сейчас?

— Потому, что господин учитель тоже сказал правду.

— Удивительно! — усмехается обвинитель.

— А если б господин учитель не стал говорить правду? — любопытствует председатель суда.

— Я бы тоже смолчала.

— А я-то думал, — язвит защитник, — что ты любишь Ц. А оказывается, это была не настоящая любовь.

Он улыбается.

Ева серьезно глядит на защитника.

— Нет, — тихо говорит она, — я его не люблю.

Ц. быстро встает.

— И не любила никогда, — говорит она немного громче и опускает голову.