Юность, 1974-08 - [17]

Но однажды Лера сорвалась.

Свекровь сказала, что ей не нравится Лерино платье, то самое, переделанное из материного. Лера возмутилась: платье это было дорого ей хотя бы потому, что она была в нем в тот самый день, когда встретилась с Виталиком.

Лера резко ответила:

— Пока не на что другие покупать…

— Хочешь, я куплю тебе? — спросила свекровь. — Пойдем вместе в магазин, сама выберешь…

Но Лера уже закусила удила: она не нуждается ни в каких одолжениях, она сама знает, как ей жить, что носить, и самое лучшее, если поменьше будут вмешиваться в ее жизнь!

Свекровь обиделась. Виталик вступился за мать:

— Нехорошо, Лера; мама такого от тебя не заслужила.

— А ты молчи! — отрезала Лера. — Я сама знаю, что говорить!

Хлопнула дверью, ушла из дома. Ходила по улицам, все еще не остыв от своей вспышки.

Вот ведь какая свекровь, до всего ей дело!..

А ведь еще совсем недавно жизнь казалась Лере прекрасной. Она так и матери написала в Свердловск: «Живу очень хорошо, даже сама не ожидала…»

Мать ответила длинным, без единой запятой письмом, поздравила ее и Виталика, обращаясь к нему так: «Дорогой мой сыночек…»

Лера не показала Виталику письма. Постеснялась полной безграмотности матери, просто передала от нее привет.

…Вернулась Лера домой поздно. Виталик встретил ее на лестнице.

— Где ты была? — взволнованно спросил он, — Я так беспокоился…

Лера глянула на него и вдруг бросилась к нему, обняла. Боже, как чудесно, что он о ней думает, тревожится из-за нее! Как же это хорошо!

Со свекровью они помирились, но вскоре Лера снова с нею поссорилась из-за какого-то пустяка. Слово за слово, обе крепко рассердились друг на на друга и не разговаривали целую неделю. Виталик ходил потерянный, уговаривал то мать, то Леру помириться, но обе артачились, и Виталик в конце концов сказал:

— Выходит, мне хуже всех, честное слово!

Он уже всерьез качал злиться на Леру, появилось слабое, еще не осознанное сожаление: стоило ли жениться на такой вот своенравной?

Он стал иногда поздно приходить домой, сперва оправдывался со смехом: ребята на заводе уговорили пойти с ними в клуб, и Лера обижалась на него, а потом прощала. Но он все чаще являлся позже обычного, иной раз даже навеселе, и в ответ на ее сердитые расспросы отвечал почти резко:

— Отстань, Лера, надоело, я не маленький…

Лера плакала, приходила на работу с опухшими от слез глазами, но не жаловалась, если кто-то спрашивал, почему такая скучная, коротко отвечала:

— Ничего. Голова болит…

А потом произошла крупная ссора. И ссора эта имела последствия, которые ни Лера, ни, пожалуй, Виталик, никак не могли предвидеть.

Все началась с того, что Маша Половецкая сказала Лере:

— А я вчера твоего видела.

— Да? — рассеянно отозвалась Лера. — Ну, и что с того?

— Шел по улице, — продолжала Маша с видимым наслаждением, — под ручку с одной блондиночкой…

— Врешь!

— Нет, не вру. На шее у него красный в синих разводах шарф. А кепку с широким козырьком аж на нос натянул…

Это звучало уже убедительно. Лера поняла: Маша не врет. Красный в синих разводах шарф появился у Виталика недавно — подарила на день рождения старшая сестра, а модную кепку с широким козырьком он сам купил у командировочного из Москвы.

Однако Лера не хотела сдаваться.

— Ну и что, что под ручку? Наверно, с сестрой шел.

Маша засмеялась:

— С сестрой? Будто я не понимаю, как с сестрой, а как с кем-то другим ходят!.. И эта девчонка вроде тебя, ей лет двадцать. Или двадцать один. Что скажешь?

— Ничего не скажу.

Лера отвернулась от Маши. Высоко подняв голову, прошла мимо. Старалась не показывать вида, что больно, в самое сердце ударили слова Маши.

«С блондинкой? Кто же это такая?»

Вчера он опять пришел поздно, сказал, что в их цехе было собрание, а она не стала допытываться. Но, очевидно, никакого собрания не было.

Она едва дождалась конца смены и поехала домой. Всю дорогу, сперва в трамвае, потом в автобусе, думала, как начать разговор с ним. Выбирала самые что ни на есть ядовитые слова. Наконец решила: «Ничего не скажу. Просто спрошу спокойно: «У тебя когда еще будет собрание?» Что он ответит? Как поглядит на меня?»

Она вбежала по лестнице, открыла своим ключом дверь. Виталик был дома, сидел с матерью на кухне.

Свекровь сказала:

— Вовремя пришла. Садись ужинать…

Лера чувствовала, свекровь не любит ее, но ради Виталика старается быть с ней ласковой. Однако ей эта ласковость не всегда удавалась. В улыбке свекрови, в каждом взгляде, устремленном на нее, Лере чудилась с трудом скрываемая неприязнь.

Внезапно Лера спросила совсем не то, что собиралась:

— А у тебя, оказывается, никакого собрания вчера не было?

Виталик поднял на нее синие глаза.

— Как не было?

— Так. Нечего врать. Тебя видели на улице с ка-кой-то белобрысой девкой под ручку.

Свекровь поморщилась:

— Лера, что за выражения?

— А вы его не защищайте, — воскликнула Лера, — вы, я знаю, во всем его покрываете!

— Не ори на маму! — сказал Виталик.

Он любил мать по-своему, привыкнув все брать, ничего не давая, и, не умея заботиться о матери, он в то же время никогда не решался обидеть ее хотя бы одним словом.

А Леру уже невозможно было остановить. Не помня себя, она кидала в лицо обоим злые слова, припоминая все обиды, о которых не забыла.