Юность, 1973-03 - [52]

— Вот женишься, — сказал Золотов, — тебя жена так же будет жучить, как бабка старика…

— Что им ссориться — старые оба…

— Значит, любят друг друга… неравнодушны…

А из окон доносилось:

— Сам не спишь, так людям дай… Небось, от бессонниц твоих да от скотины болезнь приняла…

Чего молчишь?.. Гуленой был, им и остался, а я трудящая…

— Я тебе на фартук куплю…

Было приятно слышать среди вечерней тишины, нарушаемой лишь дальним тарахтением трактора, эти старческие голоса, словно то был не разговор, а пелась грустная незнакомая песня.

Вдруг, как чудо, как подброшенная домовым шаровая молния, среди сумерек и всхлипываний старухи вспыхнула под потолком электрическая лампа.

— Сынки! Свет дали! — закричал Матвей Иванович, высунувшись в окно. — В дом ходите…

От самогона ломило зубы, обжигало горло. Старик принес его из погреба. Закусывали малосольными крепкими огурцами и картошкой с солдатской тушенкой. Золотов и Сметанин пили, щуря глаза от яркого света. В лампе было ватт сто.

— По миру с такой лампой пойти можно… разориться, — сказал Золотов.

— Раз живем! — сказал Матвей Иванович. — А мне жить-то вот столечко осталось. — Он показал мизинец и, схватив его другой рукой у ногтя, поднес к лицу Золотова. — И я желаю в яркости доживать!

Свету желаю!.. Эх-ма! — закричал он и встал, с грохотом двинув стулом. Отставив далеко левую руку, правую положив на затылок, он прошелся по избе, приплясывая.

Пошла плясать

тетка Пелагея.

Она машет подолом.

Ребята, посмелее! —

завёл он будто с натугой, ухарски подмигивая солдатам. Перед кроватью, где лежала старуха, он с неожиданной живостью выбил мягко галошами дробь и встал… замер.

— Мать! — закричал он. — Слезай! Гулять будем! Пить будем!

— Россию не пропейте, мужики, — тихо сказала старуха.

— А, что с тобой… — махнул он рукой. — Ох, не советую я вам в клуб идти, — сказал он, вновь подсаживаясь к столу. — Поколотят вас наши парни…. Я тоже этого не любил, когда девок чужие отбивали…

— Десантника так просто не поколотишь, — сказал Золотов. — А я вот, отец, к морю скоро поеду…

Скажи, Сережа…

— Служить, что ли? — спросил старик.

— В отпуск, отец… В отпуск! Там, если в море ночью нырнуть и рукой под водой гребануть, так искры голубые сверкают… Скажи, Серега…

— Мы в клуб-то не опоздаем? — забеспокоился Сметанин.

— Не опоздаем, — сказгп Золотов. — Мы никуда не опоздаем.

— Идите, идите… отгуливайте молодость… — усмехнулся старик. — Ну, зелье, подставляй спину…

— Отдохнул бы, — сказала старуха. — Хватит тебе.

— Как издохнем, так отдохнем, — сказал Матвей Иванович.

5

В клубе, несмотря на раскрытые по обе стороны окна, стояла духота, пахнущая пудрой. Свет заливал зал.

Женские лица, движение, музыка, пестрые плакаты, маленький занавес на сцене с серебряными, ещё новогодними звездами, собственная хмельная легкость кружили Сметанину голову. Он казался сам себе красивым неотразимо, лучшим среди других; даже Золотов, тог самый Золотов, ловкости и умению которого он часто завидовал, виделся ему обычным низкорослым человеком с кривоватыми ногами и скуластым лицом.

— Вон видишь, та, которая стоит у сцены?.. — показал Золотов. — Беленькая такая…

— Вижу… Ну и что?..

— Наташа… Знакомая… Помнишь, зимой к ней ходили… Пойти, что ли, пригласить?

— Пойди… А нет, так я приглашу…

Из динамика ударил вальс. Сразу девушки и парни, словно стесняясь музыки, отошли от центра зала, встали у стен…

— Пойду-ка я её приглашу, — сказал Сметанин Золотову и, не дожидаясь его ответа, зашагал через весь зал.

Он подошел к ней и под взглядами окружающих, глядя ей прямо в глаза, сказал:

— Вы разрешите…

— Да, — сказала она и покраснела.

Ведя её к центру зала, чтобы оттуда начать танцевать, он все искоса смотрел на светлый локон у виска, который слабо завивался, как стебелек одуванчика, когда его разорвешь…

— Вы хорошо вальс танцуете. Здесь никто не умеет так, — шепнула она ему быстро, когда они кружились одни посреди клуба.

— А вы со мной будете ещё танцевать? — спросил он, останавливаясь на месте и только покачиваясь сам и покачивая её в такт мелодии.

Музыка кончилась. Сергей повел Наташу к скамейке, но не отошел, а остался стоять рядом.

— Объявляю! — торжественно закричал заведующий клубом, приподнимаясь на цыпочки, делая небольшую паузу, будто имел сообщить нечто необычайно важное — Медленный фокстрот… Белый танец… Приглашают дамы, — пояснил он.

— Вы приглашаете меня? — полувопросом-полупросьбой обратился Сергей к Наташе.

Она с готовностью встала и положила руки ему на погоны. Танцуя, она смотрела мимо него серьёзно, будто делая важную работу.

— Ой, как поздно! — сказала она, поднося левую руку с часами близко к глазам.

Сергей глянул на часы: на круглом стекле их была трещинка.

— Это не так поздно, — сказал он.

— Мне надо идти ещё километров семь…

— Можно вас проводить? — спросил он, отделяя слова.

— Если охота, — сказала она протяжно.

Медленный фокстрот кончился. Наташа быстро пошла к выходу, и Сметанин направился за ней.

— Ты куда? — удерживая его за рукав, зло спросил Золотов.

— Провожу, — вырывая у него руку, сквозь зубы ответил Сметанин и пошёл за Наташей, не оборачиваясь, чтобы не видеть злого лица Золотова.