Юность, 1973-03 - [39]

Между тем быстро подступили сумерки; и, глядя на ряд темно синеющих окон, она ни с того ни с сего с грустью начала думать о том, что жизнь проходит, что все лучшие дни позади. Нина Васильевна вынула из ящика стола зеркальце, посмотрелась в него. В сумерках морщинки у глаз оказались совсем незаметны, и от этого 'на сердце полегчало.

Ей захотелось оказаться среди веселых и нарядных людей, громко смеяться, танцевать…

Неожиданно кто-то распахнул дверь в библиотеку и зажег верхний свет. Нина Васильевна на мгновение зажмурилась, открыла глаза и увидела Сметанина.

— Здравствуйте, — сказал Сергей. — Извините, говорят, что почту третьего батальона оставили в библиотеке…

— Да, да, — сказала она, быстро пряча зеркальце. — Почта у меня…

Сметанин подошел к барьеру. Нина Васильевна встала и подала ему письма и газеты третьего батальона.

— Народ газеты требует. — Сметанин взял газеты и письма и принялся запихивать в рюкзак. Мельком глянув на Нину Васильевну, Сметанин заметил её новую прическу: высоко поднятые волосы открывали лоб. Это делало её лицо строгим. — У вас здесь тепло… Я на попутке ехал — прохладно….

— Посидите… Погрейтесь…

— Спасибо, — сказал Сметанин, — но мне ещё квартиру подполковника Мишина надо разыскать…

— А старший лейтенант Углов ничего мне не передавал?..

— Нет… Знаете, сейчас на стрельбище много работы…

— Да… Конечно… — сказала она. — Вы книгу какую-нибудь возьмете?

— Плутарх чуть не стал последней книгой в моей жизни, — улыбнулся Сергей.

Ему хотелось напомнить ей, что он уже не просто рядовой Сметанин, а тот самый рядовой Сергей Сметанин. Хвастливым человеком он не был, но ему казалось, что он обязательно должен противопоставить тому, что привлекало его в Нине Васильевне, что-то свое, равное.

— А я вас и не поздравляла. — Нина Васильевна вышла из-за барьера и протянула Сергею руку. — Поздравляю… — Он пожал её теплые пальцы.

— Страшно было? — спросила Нина Васильевна.

— Страшно, — ответил он, как уверенный в себе мужчина, понимающий, что в таком признании нет ничего стыдного.

— Обождите, — сказала Нина Васильевна, — у меня сегодня день считается нерабочим. Я пойду домой, а по дороге объясню вам, где живет Мишин.

На КПП Сметанин предъявил дежурному свою увольнительную и вышел вместе с Ниной Васильевной на улицу.

Они молча шли рядом. Снег скрипел под ногами.

Сергею было приятно идти рядом с Ниной Васильевной, но он помнил, что она жена Углова, и в этом была какая-то неловкость для Сергея. Небыстрая ходьба, молчание, скрип снега, редкие фонари — все казалось ему многозначительным, связывающим его и Нину Васильевну.

Нина Васильевна подумала, что, наверное, этот мальчишка мечтает взять её под руку, и она поймала себя на том, что ей даже этого захотелось. Но уже через мгновение собственное желание показалось ей унизительным.

«Совсем с ума сошла, — рассердилась она на себя. — От безделья это все… Надо в школу… Работать надо…»

Она подышала в пушистый воротник шубки и почувствовала губами и щекой теплый мех.

Нина Васильевна неожиданно для Сергея остановилась.

— Теперь вам идти этим переулком, потом налево… Там увидите дом двадцать семь… До свидания… — сухо попрощалась она, повернулась и пошла к своему дому.

— До свидания… — растерянно сказал ей вслед Сметанин.

5

От ворот каменных рыночных рядов отъехали розвальни с возчиком в тулупе. Площадь перед рядами холодно освещали фонари дневного света, и было странно видеть розвальни, лошадь, слышать визг полозьев, крик возчика: «Но-о, родимая!»

«Если бы в эти сани, да в тулупе до самого лагеря…» — подумал Сметанин.

Офицер и двое солдат неспешно шагали по направлению к рынку. Сметанин пошёл в другую сторону, завернул в первую подворотню и постоял там недолго.

Причин прятаться от патруля у него не было: увольнительная лежала в кармане, но он хотел сегодняшний вечер быть независимым от армейских порядков.

Патруль прошел. Сметанин двинулся было к пешеходному переходу на реке, но около большого серого здания главпочтамта остановился.

«У меня есть время… Если я сейчас зайду и позеоню в Москву Ленке? Уже вечер, она должна быть дома… Услышать её голос…»

Сергей распахнул тяжелую дверь и в несколько шагов взбежал на второй этаж.

Переговорный пункт был небольшим залом, где вдоль длинного, во всю стену, окна стояли в деревянных, стянутых зелеными обручами кадках сочные, с глянцевыми листьями фикусы. Между ними на стульях и в центре зала у длинного овального стола на массивных вокзальных скамьях сидели люди, ожидающие телефонных переговоров.

Каждый свежий человек встречал скучающие и вместе с тем пристальные взгляды. Едва Сметанин распахнул дверь, он сразу же почувствовал эту пристальность во взглядах: девушки, в распахнутом пальто и в платке, скинутом на плечи; молоденькой парочки, которая в четыре руки держала белый, туго перетянутый голубой лентой пакет с ребенком; двух пожилых цыганок; седоватого мужчины в кожанке с серым каракулевым воротником и в белых бурках.

К застекленному барьеру, где принимали заказы, Сергей, намагнетизированный этим ленивым вниманием, пошёл особенной, несвойственной ему развалистой походкой, видя всех и себя со стороны.