Юнгианское толкование сновидений. Практическое руководство. - [48]
Другой путь установления напряжения, связанного с психологической индивидуацией, пролегает через оппозицию личного и архетипического. Когда тот или иной человек слишком глубоко включен в коллективную внешнюю реальность повседневной жизни, обнаружение в его собственных снах универсальных, архетипических образов из объективных глубин психического может оказаться освобождающим переживанием. Но если кто — либо в обыденной жизни является добычей неистовой шизофренической неразберихи архетипических образов, то достижение устойчивой позиции эго в равной степени переживается как освобождение.
Как невротик, застигнутый в чрезмерной конкретизации семейных или общественных «реалий», так и шизофреник, утонувший в море архетипических смыслов, — оба обнаружат ощущение неба в том, что можно назвать личной сферой жизни. Личностная история — это не просто псевдоиндивидуальная временная схема дат и внешних событий, — привычная веревка для развешивания жизненного белья, на которой висят многочисленные роли, — она несет в себе гораздо более глубокое ощущение смысла и неразрывной целостности. Внешняя жизнь может проходить через глубокие перемены без какого-либо изменения в субъективном восприятии смысла жизни. Но каждый психотерапевт знает и об обратной ситуации, в которой внешняя жизнь протекает гладко и неизменно, в то время как внутреннее субъективное состояние преобразуется в то, что, по сути, оказывается совершенно новым и неизношенным по своему значению миром.
Бодрствующее эго обитает между двумя в равной степени опасными констелляциями. Обычно в юнгианской психологии мы привыкли думать об архетипической области коллективного бессознательного, об объективной психике как о контрапункте жестким конструкциям эго бодрствования. Гораздо меньше мы думаем об архетипическом происхождении мира коллективного сознания. Однако оба эти мира, окружающие эго с внутренней и внешней сторон, архетипичны по своему характеру.
Мир коллективного сознания (история в том виде, в котором мы ее читаем и перечитываем) образован определенными индивидами, выражавшими (и выражающими) архетипические содержания, которые проистекают из объективной психики. Многие делают это и терпят неудачу в попытке осуществить культурное воздействие, другие же, напротив, вызывают — поразительно — уже готовую ответную реакцию в своей культуре или в обществе и меняют ее в большей или меньшей степени. Архетипические формы, хранящиеся в культурных установлениях, становятся молчаливой меблировкой коллективного сознательного разума. Но сам момент архетипического формообразования включен в культурное установление, а это установление оказывается в оппозиции к тому архетипу, который дал ей рождение, так как ни одна отдельная форма не может тащить на себе весь ряд или полный спектр архетипически возможных значений.
То, что истинно на общественном уровне, является истинным относительно индивидуальной психики. Ни одна реальная мать не может воплощать весь спектр возможностей, унаследованных от архетипической Великой Матери, так что материнское имаго в индивидуальной памяти (mind) является одновременно и носителем, и ограничением архетипа матери. То же самое справедливо и в отношении всех архетипических форм, включая юнговский воображаемый образ Бога, испражняющегося на крышу кафедрального собора[25].
Индивидуальное эго может потерять свой путь либо в архетипических образах коллективного бессознательного — особенно, когда они используются как бегство от внешних жизненных проблем — или в архетипических формах, включенных в установления (институции) коллективного сознания и культуру. Проблема заключается в том, чтобы отыскать личную позицию, способную релятивизировать эти архетипические области, — не создавать им противодействие, не отождествлять одно с истинным, а другое — с фальшивым и при этом не утратить личностную сферу, — единственное пространство, в котором могут возникнуть глубокие преобразующие процессы.
Ничто, имеющее психологическую важность, не возникает вне личностной сферы. Это может быть сильный звук и неистовство, и ненормальное течение исторических перемен, но индивидуальная психика есть единственный носитель (и в своем крайнем выражении, передатчик) архетипических форм, стремящихся достичь устойчивого органического равновесия. Следовательно, сохранение и поддержание личностной сферы является делом крайне важным как в анализе, так и в повседневной жизни.
Распад личностной сферы возникает в анализе, когда архетипической области придается слишком чрезмерное значение, о чем часто сигнализирует архетипически перекошенный перенос, — аналитик в этом случае воспринимается либо богоподобным, либо дьяволоподобным существом. В любом случае шансы на человеческое взаимодействие снижаются. Или же анализанд может обесценивать аналитический процесс, как таковой, и искать убежища в культурно вкрапленной архетипической форме, такой как политическая партия или организованная тем или иным образом религия. Подобные варианты развития весьма драматичны, так как преобразующее поле аналитического взаимодействия исключительно полезное место; для некоторых это единственная надежда обрести когда-либо подлинно личностную сферу и единственная благоприятная возможность для сознательного, не-невротического участия в своем собственном процессе индивидуации.
