Юнгианский анализ волшебных сказок. Сказание и иносказание - [5]

И, наконец, я благодарен издательству Kreuz Veriag, взявшему на себя смелость переиздать эту первую книгу, которая специально посвящена терапии с помощью сказок, хотя в период между этим и предыдущими ее изданиями на рынке появилось много подобных исследований. Сегодня понятие «любимой детской сказки» (Lieblingsmarchen der Kindheit), куда может относиться и страшная детская сказка, является почти стандартом аналитика, и мало кто помнит, что в 1967 году я предпринял первую публикацию на эту тему.

В заключение я хотел бы поблагодарить мою секретаршу Ингрид Виганг, постоянно помогавшую мне во время многочисленных переработок и переизданий этой книги и выполнившую большую канцелярскую работу.

СКАЗКА И СНОВИДЕНИЕ

В известном собрании индийских сказок есть одна история, действие в которой начинается с того, что каждый день в приемных покоях раджи появлялся волшебник и вручал ему яблоко, которое тот каждый раз небрежно передавал своему визирю, визирь, в свою очередь, приказывал бросить яблоко в дальнюю кладовую. Так продолжалось целый год, пока, наконец, однажды павиан супруги раджи, оказавшийся без присмотра, не ворвался в приемные покои, схватил яблоко и тут же надкусил его. Когда он это сделал, все с удивлением обнаружили, что внутри яблока вместо семечек оказался прекрасный драгоценный камень. Тут раджа, конечно, немедленно приказал проверить в кладовой прежние яблоки. Действительно, под кучей сгнивших фруктов нашлась горка бесценных драгоценных камней, число которых точно соответствовало числу дней года.

Подобным образом дело обстоит и со сказками. Став взрослыми, мы отбрасываем их как ни на что не годные. «Всего лишь сказка». Так мы говорим и отправляем ее гнить в какой-нибудь дальней кладовой. До тех пор, пока однажды, быть может, не наступит случай, будь то тяжелая душевная болезнь или жизненный кризис, когда мы бываем вынуждены заглянуть туда, где они, можно сказать, гниют, потому что в течение многих лет мы не заботились о содержании кладовой. Когда Фрейд начал заниматься бессознательными фантазиями, он предпослал своей книге «Толкование сновидений» эпиграф: «Flectere si nequeo superos, Acheronta movebo» («Так как я не могу склониться перед богами, то буду поклоняться подземному миру»). В нашем подземном мире мы часто находим скрытыми под фантазиями драгоценные камни глубокой мудрости, а также символы и мотивы не только сказок нашего собственного детства, но и всего человечества.

Толкование сказок и мифов с точки зрения глубинной психологии оказывается необходимым прежде всего при обращении к неврозам. Общепризнано, что при лечении душевнобольных важнейшим фактором являются сны и их толкование врачом. Еще Фрейд видел, что в своей основе сказки и мифы не отличаются от сновидений и используют сходный язык символов. В сновидениях наших пациентов постоянно всплывает материал мифов и заставляет нас искать путь к его пониманию. И тогда в поисках этого пути прежде всего приходят на помощь работы К. Г. Юнга и его школы. Но таким же, как и сновидение, универсальным человеческим феноменом, который одинаково присущ как больным, так и здоровым, являются миф и сказка. Понимание их символики у душевнобольного, застрявшего на определенном этапе развития и не видящего решения стоящих перед ним проблем, одновременно открывает путь к осмыслению всеобщего языка мифологемы. Человек, страдающий неврозом, не отличается от других своими проблемами, трудности и проблемы у него те же, что и у других. Он отличается от здоровых только тем, что, в силу тех или иных внутренних и внешних обстоятельств, не в состоянии решить их сам.

Эта книга написана, исходя скорее из интереса к великолепным, красочным, многогранным фантазиям сказок, которые в течение многих столетий все вновь и вновь воспроизводят коллективное бессознательное человечества, нежели основываются на строго упорядоченных и отстраненных методах рациональной науки. С тех пор, как маленьким мальчиком в доме своей бабушки я впервые прикоснулся к сказкам, их пластичная образная сила и глубокая мудрость никогда больше не покидали меня. Они ожили вновь, когда я начал рассказывать их своим детям, и наконец вновь нашел я этих любимцев нашего детства в бессознательном многих своих пациентов и пациенток, когда стал психоаналитиком. Часто они оказывались давно исчезнувшими из сознании пациентов, но продолжали жить там, внизу, в их бессознательном. В снах сказочные мотивы всплывали вновь и говорили этим людям много удивительных вещей, на которые те никогда не обращали внимания, мимо которых всегда пробегали и которые теперь впервые представали в качестве драгоценного содержания их души. Они часто дарили им те знания, которые могли вернуть краски и живость их пустому, скучному и бесплодному существованию.

Мне гораздо больше недоставало бы того языка, на котором сказка и миф обращаются к нам из нашего собственного бессознательного, чем любой рациональной научной теории. Они дали мне бесконечно много в качестве инструмента лечения моих душевнобольных пациентов, и нередко сказка и то знание, которое мы извлекали из ее глубокого толкования, становились ядром лечения. В главе о любимой детской сказке я это показываю особенно ясно. Последнее и глубочайшее, что происходит при такой встрече врача и пациента, описать невозможно. Оно остается невыразимым, единственным и неповторимым в каждой конкретной ситуации. Оказалось, что точно представляющая проблему пациента нужная история в нужном месте и в нужное время позволяет навести мост от человека к человеку, и это относится к наиболее глубоким впечатлениям, полученным в ходе моего профессионального опыта.