Юлиан Отступник - [93]

Итак, Иовиан принял командование войсками и сумел навести относительный порядок. Однако войска все еще находились в глубине Персии. «Греки» считали, что следует оставаться на месте и в полной мере воспользоваться победой, добытой столь дорогой ценой. Напротив, «римляне» и христиане утверждали, что нужно как можно скорее уходить из Персии и возвращаться на исходные позиции.

Для этого предстояло пройти через всю Месопотамию. Такой длительный переход был невозможен без предварительного перемирия с Шапуром, потому что легионы уже ни физически, ни морально не были способны защитить себя.

Иовиан сразу же вступил в переговоры с персидским царем. Но тот, хотя и был разгромлен, согласился на мир только на драконовских условиях. Он позволит римской армии вернуться домой. Но Римская империя полностью откажется от притязаний на пять месопотамских провинций, уступит ему пятнадцать крепостей, среди них Сингару и Нисибис, и, наконец, признает за ним право наказать армянского царя Аршака, который хотя и не участвовал в войне, но занимал враждебную Шапуру позицию. Никогда еще армия-победительница не принимала столь унизительных условий. «Договор бесчестья» — так называет этот договор Аммиан¹. «Постыдная, но неизбежная капитуляция», — добавляет Евтропий². Вся восточная граница от Эдессы до Пальмиры становилась открытой для врага.

10 июля Иовиан, стиснув зубы, принял эти условия. Это был единственный способ спасти то, что осталось от армии. Короткими переходами легионы вернулись в Киликию. На обратном пути они встретили боевой корпус Прокопия. Тот благоразумно подчинился Иовиану. В результате, по злой иронии судьбы, этому командующему-предателю, чья измена столь сильно повредила плану кампании Юлиана, было поручено сопровождать останки императора до Тарса.

Здесь Юлиан был похоронен в небольшом мавзолее, расположенном в пригороде, близ римской дороги, ведущей к Тавру. Перед началом кампании против персов Юлиан объявил, что больше не вернется в Антиохию и уже поручил префекту Меморию подготовить для себя жилище в Тарсе. Этому предсказанию суждено было сбыться. На его надгробном камне высекли следующее двустишие:

Здесь, с берега Тигра вернувшись, спит Юлиан,

Добрый правитель и воин отважный.

Сказать меньше было бы невозможно. Спустя недолгое время эта надпись была уничтожена.

Вскоре начались безжалостные репрессии в органах управления и в армии. При Иовиане христиане полностью вернулись к власти. Они воспользовались этим, чтобы восстановить все свои прежние привилегии и даже получить новые. Все служившие Юлиану гражданские и военные чиновники были смещены. Те, кто участвовал в Халкедонском суде или слишком ретиво проводил в жизнь эдикты об образовании и об изъятии камней из храмов, были приговорены к смерти. Большая часть остальных подверглась проскрипциям, и их имущество было конфисковано. Лабарум вновь стал имперской эмблемой. Со штандартов был снят девиз «Soli Invicto». Что же касается языческих писателей, то их не стали преследовать открыто, но постарались создать для них невыносимые условия. Вокруг них возникла столь тягостная атмосфера подозрительности, что многие отказались от занятий философией и словесностью. Оставшегося верным памяти императора Либания подвергли таким притеснениям, что в конце концов он умер.

На самого Юлиана обрушился такой поток клеветы, что последствия этого сказываются и доныне. Многие его сочинения были уничтожены, в частности трактат «Против галилеян», написанный им в последний период пребывания в Антиохии. Текст трактата до сих пор не обнаружен. Все его декреты были признаны недействительными. Его изображения разбивали молотками, сбивали со стен надписи, прославлявшие его победы. Это была первая в истории попытка вычеркнуть из памяти главу государства и заставить последующие поколения поверить, что его никогда не существовало…

Но это не удалось, потому что личность Юлиана была слишком значительна. То одно, то другое положительное свидетельство о его правлении время от времени всплывало на свет божий. Тогда пришлось прибегнуть к систематическому извращению в описании черт его характера, его поступков и мыслей. Эдикт о веротерпимости переименовали в «Эдикт о преследованиях». Его самого обзывали и «смердящим козлом», и «Отступником», и «Антихристом». Эта ярость разрушения — не лучшая страница в истории Церкви. Правда, она вела борьбу, от исхода которой зависело само ее существование. Но сила последовавшей реакции заставляет также предположить, что она действительно боялась молодого императора-философа, который хотел воскресить старых богов и, без сомнения, сумел бы изменить ход истории, если бы не был в возрасте 32 лет сражен дротиком, пущенным неизвестно чьей рукой³…

II

И поскольку Юлиан умер, его боги тоже были обречены на смерть. Дело не только в том, что поклонение им становилось опасным. Святилища приходили в запустение, а затем и разрушались. Из храмов выламывали колонны, балки, капители и использовали их для строительства монастырей и церквей. Те же из них, которые Юлиан велел отстроить заново, бросили, обрекая тем самым на постепенное разрушение.