Юлиан Отступник - [100]

¹⁷ Вот что пишет Бидэ о смерти Константина: «С наступлением весны (337 г.) Константин отправился во главе своей армии в поход против Шапура, который дерзко оспаривал у него провинции по берегам Тигра, завоеванные Диоклетианом. У Константина была с собой палатка, служившая переносной церковью, и он был окружен свитой епископов, которые должны были молиться за успех экспедиции. Однако вскоре на небе появилась комета необычайных размеров, что породило беспокойство в умах, а вскоре после этого Константин неожиданно заболел. Проезжая поблизости от горячих источников Еленополя в Вифинии, он сделал там остановку, чтобы принять лечебную ванну. Затем он простерся перед мощами мученика Лукиана Антиохийского, которого особо почитала его мать Елена. Но ни купания, ни почитаемая святыня, привлекавшая паломников с высот Дрепанского мыса, не вернули здоровья больному. Напротив, недомогание перешло в приступ лихорадки. Его поспешно перевезли на виллу Анкирон неподалеку от Никомидии, и после шести дней страданий, во время праздника Пятидесятницы, он отдал душу Богу. По счастью, умирающему хватило времени для того, чтобы пройти через воды крещения» («La Vie de l'Empereur Julien», с. 13; см. также Евсевий. Жизнь Константина, V, с. 65 и далее).

¹⁸ Евсевий Никомидийский был единственным, кто присутствовал при последних минутах жизни Константина. Если обвинительное завещание действительно было обнаружено в руках императора, то никто, кроме Евсевия, не мог вложить его в руки Константина, возможно, по приказу последнего. Быстрое возвышение Евсевия до поста епископа Константинопольского может служить подтверждением этой гипотезы.

¹⁹ В октябре 361 года.

²⁰ Далмаций I, который был убит вместе со своими двумя сыновьями Ганнибалианом и Далмацием II (см.: Зосим, II, 40, и Pauly-Wissowa. Real Encyclopédie der klassischen Altertumswissenschaft, IV, 2456, p. 13 и далее).

²¹ Труды Цезаря Юлиана, I, 1, с. 215.

²² Труды Цезаря Юлиана. Письмо афинянам, с. 218.

²³ Аммиан Марцеллин, XXII, 5, с. 2 и далее; Филосторгий. История Церкви, VII, 4 (продолжение описания VI, 7) и с. 230.

²⁴ В своем восхвалении императрицы Евсевии Юлиан утверждал: «В детстве я избежал опасности, которой ни один взрослый человек не мог бы избежать без защиты божественных или чудесных сил» (Труды Цезаря Юлиана, I, 1, с. 91).

²⁵ Вот как позже Юлиан описывал Мардония: «Он называл достоинством простоту, воздержанием строгость, силой духа сопротивление страстям и нежелание искать счастья на этом пути… Хотите, я назову вам имя этого наставника и скажу, какого он был происхождения и где научился таким словам? Он был варваром, клянусь богами; он был скифом [то есть готом]. Он носил то же имя, что и человек, побудивший Ксеркса начать кампанию против Греции (Мардоний). Говорю вам, он был евнухом. Он получил образование благодаря покровительству моего деда, и ему было поручено заниматься воспитанием моей матери на основе поэм Гомера и Гесиода. Но поскольку, произведя на свет меня, своего первого и единственного ребенка, она в расцвете юности умерла, меня по прошествии семи лет отдали этому же воспитателю. С тех пор, вдалбливая мне в голову эти истины, он вел меня прямым путем к учению. И он отказывался признавать все другие пути и запрещал мне следовать по ним…» (Труды императора Юлиана, II, 2, Мисопогон, с. 175–176). Мардония заметил Юлий Юлиан, отец Басилины, дал ему хорошее образование и затем поручил обучение своей дочери.

²⁶ Несмотря на это, Юлиан описывал свою жизнь в Мацелле весьма мрачными красками: «Меня и моего брата заточили в сельской местности в Каппадокии, оторвав меня еще ребенком от первых шагов в учении, и не позволяли никому приближаться к нам. Как описать эти шесть лет, которые мы провели в чужом месте, подобно тем, кого персы заточают в своих крепостях? К нам не мог проникнуть никто чужой. Нашим старым друзьям (Мардонию?) отказали в праве навещать нас: мы жили, лишенные какого бы то ни было серьезного образования и свободы общения, и выросли среди замечательных слуг, разделяя свои занятия с собственными рабами, ставшими нам товарищами. Ибо ни одного сверстника рядом с нами не было: это было запрещено! (Труды Цезаря Юлиана, I, 1, с. 216.)

²⁷ «Умоляю тебя, — писал он спустя много лет своему другу Приску, — не позволяй сторонникам Феодора [второстепенного философа-неоплатоника] утомлять твой слух повторением заявлений, будто Ямвлих был честолюбив. Ямвлих — истинно божественный учитель, первый после Пифагора и Платона. Если есть дерзость в том, чтобы говорить тебе о нем с таким энтузиазмом, то ты в самом этом воодушевлении увидишь основание для того, чтобы простить меня. Что до меня, то я без ума от Ямвлиха в философии и от моего тезки [Юлиана Халдейского] в теософии, и, говоря в стиле Аполлодора [фанатично преданного учителю ученика Сократа], рядом с ними, на мой взгляд, никого нельзя поставить» (Император Юлиан. Письма, I, 2, с. 19).

²⁸ «Как можете вы не признавать те блага, которыми пользуетесь каждый день не просто как члены некой группы людей, или как представители одной расы, или как жители одного города, но те блага, которые видимые боги одновременно даруют всему миру? — напишет Юлиан позднее александрийцам, пытаясь побудить их признать превосходство Гелиоса над всем. — Неужто вы, единственные из всех, нечувствительны к великолепию, исходящему от Солнца? Неужто вы, единственные из всех, не знаете, что оно есть прародитель жизни и движения во всей вселенной?» (