Югославская трагедия - [123]

В тот же вечер Янков позвал к себе Мачека.

Он высказал ему все, что думал сам о политкомиссаре. Ни для кого не секрет, что Катнич неоднократно допускал в своей работе ошибки и промахи. Правда, на партийной конференции в Горном Вакуфе в присутствии Арсо Иовановича он их признал, но на деле остался все тем же самодуром, бюрократом. Политучебой с бойцами не занимается. Вместо науки о развитии общества, о рабочем движении, о пролетарской революции и строительстве коммунистического общества он преподносит им какую-то националистическую отсебятину, не имеющую ничего общего с марксистско-ленинским учением. Более чем непонятна его расправа с Бранко. Все это позволяет ему, Янкову, как члену партийного бюро, смело заявить, что Катнич ведет себя недостойно, не по партийному. Бойцы его не любят, не уважают. Он уже не является для них авторитетом и не может вести их за собой в дни суровой борьбы, когда они все идут на жертвы и смерть ради счастливого будущего.

Мачек, щурясь от ярко-белого света трофейной карбидной лампы, в полной растерянности слушал взволнованную речь командира. Секретарь не был убежден в непогрешимости Катнича, но он не смел и сомневаться в нем. Мачек считал для себя неправильным и даже опасным пытаться критиковать действия начальства. Тем более, что у Катнича есть связи в ЦК. Он робко напомнил Киче об этом обстоятельстве.

— Очевидно, в нем плохо разобрались, — сказал Янков. — Узнали бы в ЦК о самосуде…

— И не нужно из-за этого поднимать шум. Ясно же, что Катнич застрелил Бранко потому, что этот негодяй — убийца Вучетина.

— Значит, он уже тогда знал, что это так? — Кича пристально посмотрел на Мачека.

— Ну, конечно, — убежденно ответил тот. — Филиппович ведь не нашел у Бранко ножа.

— Да, но вся эта история с ножом, который Бранко куда-то забросил, выяснилась уже после выстрелов Катнича.

— После… А интуиция? — Мачек нервно провел ладонью по лысой голове. — Интуиция и политическое чутье у Катнича безошибочны. Он поступил правильно.

— Правильно?! — негодующе вскричал Янков. — Как же это правильно, если Бранко хотел что-то сказать, а Катнич ему не дал? Значит, у него были основания помешать убийце рассказать нам все?

— Действительно, — пробормотал Мачек. — Он слишком поспешил… Да, ты прав. Надо было кое-что выяснить, а потом уж раздавить гадину. Это ошибка.

— Такая ошибка граничит с преступлением.

— Логично, — кивнул Мачек. — Но если это преступление, то комиссар ответит за него перед ОЗНА…

— Может, когда-нибудь и ответит… — В глазах Янкова вспыхнули колючие искорки. — Но теперь ответь ты мне: почему же все-таки он поспешил расправиться со своим любимцем?

— Почему, почему… Я уже сказал почему, — проговорил Мачек утомленным голосом. — Могу еще объяснить это психологически…

— Я слушаю.

Облокотившись о ящик, Янков испытующе посмотрел в полузакрытые глаза Мачека.

Секретаря одолевало желание уклониться от рассмотрения дела по существу — уж очень оно было темное и скользкое; заниматься им, лезть на рожон — это сулило слишком много беспокойства. Проще было представиться наивным простачком и попытаться как-нибудь выгородить патрона.

— Дело тут, мне кажется, в следующем, — начал Мачек, размеренно и веско. — Мы, сербы, в большинстве своем принадлежим к динарскому типу людей. Мы так же импульсивны и горячи, как горцы, живущие в Динарских горах. Катнич поступил, как динарец, горячий и вспыльчивый, когда стрелял в Бранко?

Янков насмешливо фыркнул:

— Он такой же динарец, как я турок, этот торгаш из Крагуеваца.

— Что ты говоришь?.. Ты забываешь, что он ученый человек и у него большие связи. С этим нельзя не считаться, — зашептал Мачек, испуганно оглянувшись.

Некоторое время оба молчали. Было слышно лишь, как звучно падали крупные капли воды, просачиваясь сверху сквозь пористые своды пещеры.

Решив, что его последний довод произвел впечатление, Мачек торопливо продолжал:

— Поверь мне, Катнич и сам очень сожалеет, что не сумел сдержать своего порыва. Я знаю — он все это остро переживает. Бранко унес с собой в могилу тайну убийства Вучетина. Это все верно. И комиссар, вот увидишь, не успокоится, пока не найдет подстрекателей убийцы. Он начнет расследование и поможет ОЗНА напасть на верный след. — В голосе секретаря прозвучал вызов. — Неизвестно еще, кто из нас потерял бдительность, кто излишне доверяет чужим людям…

— Кому, например?

— Да разным там чехам…

— Ох, Мачек! — Кича грустно покачал головой. — Ловко ты поешь да только, видать, с чужого голоса. Вот слушаю я тебя, а сам думаю: кто это тебе все подсказывает? Причем тут чехи? Недич — серб, а наш лютый враг. Кумануди был хорват, как и Тито, а какой вышел из него толк? Неужели ты предпочитаешь доверять таким, как Кумануди? Сколько раз мы слышали от тебя и Катнича, что партия — это крепость, вход в которую открыт лишь для самых достойных, а сами вы, пользуясь бесконтрольностью и секретностью работы, протаскиваете в партию черт знает кого.

— Ты хорошо знаешь, Кича, что все те, которые хотят вступить в нашу партию, находят пути, — многозначительно заметил Мачек.

— В том-то и беда наша. Каждый лезет… Беда, что мы, партийцы, мало знаем друг друга, редко собираемся вместе, чтобы обсудить наболевшие вопросы. Работаем, как в подполье. От кого мы прячемся?