Югославская трагедия - [119]

Шрифт
Интервал

— Он…

— Что он? Говори! — потребовал Кича.

— Я просто шел, что такое? Пусти! — вопил Бранко.

— Не шел, а бежал, — поправил его Джуро.

— Ну бежал, так что ж из этого? Могу я пользоваться своими ногами, как захочу?

— А зачем кричал, что мы окружены и все пропало?

— Не кричал я. Бога-му, все бежали, не только я. Да пусти ты, дьявол!

— Врешь! Ты первый развел панику. Вот я тебя придушу сейчас, как поганую жабу.

Кича оторвал тяжелую руку Джуро от плеча Бранко, и тот приподнялся. Глаза Кичи остро сверкнули.

— Ты вот что, отвечай-ка по совести, куда ты бежал и кто тебе велел кричать об окружении? Ну!

Бранко осел перед направленным на него автоматом и вдруг повалился в ноги командиру.

— Пощадите! Я не хотел… Я все расскажу…

Его отчаянный вопль внезапно прервали два пистолетных выстрела, грянувших один за другим.

Джуро кинулся к упавшему Кумануди, словно хотел вырвать у него недосказанные слова.

От ближайшего дерева отделилась чья-то фигура. К нам не спеша подошел Катнич.

— Вот так-то! — произнес он хрипло. — Так, и только так надо расправляться с предателями. Как это делает ОЗНА! — добавил он, напирая на последнее слово. — А вы чего это пустились в объяснения с ним? В батальоне паника, а вы тут разводите разговоры, время теряете! Неужели нельзя покороче с этой мразью?

Катнич презрительно толкнул ногой тело Бранко. Все глаза были устремлены на комиссара.

— А куда делся его нож? — поднимаясь с колен, тихо спросил Филиппович, и таким тоном, как будто давно готовился задать этот вопрос. — Нож всегда был с ним в сапоге, — пояснил он. — Это я точно знаю.

— Какой там еще нож? А-а! — Катнич вдруг с яростью накинулся на Филипповича. — Балбес! Дубина! Что же ты раньше не заметил, что у него нет ножа? Ты знаешь, какой нож был у Бранко? Ты можешь его опознать? Искать, искать! И немедленно найти этот нож! Проклятие! Ну, ничего. Я разберусь. Джуро, ты мне поможешь.

— Нет! В этом деле мы разберемся сами, — властно вмешался Янков.

Катнич удивленно уставился на него. Подобным образом тот никогда еще с ним не разговаривал.

— Кто это мы? — высокомерно спросил он.

— Партбюро!

Кича повернулся к нам.

— По ротам, другови! Навести полный порядок. Загорянов, ты примешь от меня роту, а свой взвод передай Филипповичу, К утру отсюда уйдем.

— Друже… Позвольте мне остаться? — обратился к Янкову новичок. В его голосе уже была твердость.

— То-то, — коротко ответил Кича. — Оставайся, только не овцой, а орлом!

Толкуя о происшедшем, мы с Милетичем быстро возвращались в роту.

— Черт знает что! Если Бранко убил Вучетина, тут, наверное, личные счеты, — размышлял Иован. — Может быть, из-за тех трех суток ареста, помнишь?

— Не думаю. Тут не в Бранко дело, — сказал я.

Мы догнали Катнича. Пыхтя и отдуваясь, он пробирался сквозь цепкие заросли терна. Услышав наши шаги, он обернулся, стараясь нас разглядеть в темноте. Огонек сигареты, распалившись от затяжки, на мгновение чуть осветил его одутловатое лицо.

В мозгу моем вдруг мелькнула догадка: расправляясь с Бранко, не рассчитывал ли Катнич замести какие-то следы преступления — убийства Вучетина? Я немедленно высказал ее побратиму.

Иован с минуту молчал, пристально глядел на меня.

— Я тоже об этом подумал, брате, — наконец, еле слышно сказал он. — Но нет, нет. Ведь он политкомиссар! Он прибыл к нам из ЦК партии. Это много значит! — раздельно произнес Иован.

Но меня не успокоил такой ответ. Жгучая тревога за судьбу батальона, так трагически и необъяснимо потерявшего своего командира, громадное беспокойство за своих новых друзей, за их будущее охватили меня с новой силой.

С утра самолеты опять повисли над горой Плешковац и Иван-планиной. От термитных бомб загорелись деревья. Султаны огня качались над лесом, а по ущельям стлалась пелена дыма. Но немцы бомбили впустую.

Мы снялись еще затемно, унося с собой на плечах и увозя на лошадях лишь самое необходимое…»


ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1

«…Мы уходили на восток. Шли через грозные, угрюмые отроги Трескавицких гор. Отвесные скалы напоминали то полусогнутый палец, то пирамиду, то тупое раздвоенное копыто. Дважды пересекли мы «Великий маршрут», по которому прежде отступали партизаны. С трудом одолели крутые Ягорины горы. У Гаражде по грудь в темно-зеленой воде перешли Дрину. Минули горы Орловские, узкую долину голубого Лима и поднялись на величественный Старый Влах, с его густым, мрачным бором. Здесь кончалась Босния и начиналась Сербия, район Санджака. По пути мы уничтожили и разогнали несколько банд четников. Народная власть возвращалась в горные села. Отдельные наши бойцы оставались в них строить новую жизнь, а кто подлечить свои раны. Другие, наоборот, вылечившись, возвращались в строй, целыми взводами заполняя бреши в рядах. Терялось представление, где армия, а где народ. Все воевали. И в борьбе создавали свое, народное государство.

Был уже седьмой день июня, когда мы расположились лагерем на лесистом плоскогорье Златара.

Красивы, ласковы эти места!

— Златар-планина! Уж очень ты, Златар, хорош! — Иован широким жестом повел рукой вокруг. — Смотри, друже, как далеко видно!

Мы стояли на самом высоком утесе.

Горные кряжи с овальными вершинами текут отсюда, как застывшие зеленые волны. Их склоны переходят в обширное плато, обрываются кривыми ущельями, долинами, по которым стремительно бегут речки Ибар, Увац, Лим, Моравица. На север посмотришь — виден голый хребет Златиборских гор. На западе синей змеей извивается узкое ущелье реки Лим, а дальше горы беспорядочно нагромождаются друг на друга, вздымаются гигантскими контрфорсами вершины Черногории, перевитые гирляндами облаков, их увенчивает горный главарь — Дурмитор. Он сверкает вечными снегами. Чуть левее возносится гребень с тремя острыми зубцами, откуда, по словам Иована, текут Лим и Тара. На юг посмотришь — там виднеются пустынные, облизанные ветром и вымытые дождями горы Озрен-планины. А если взглянешь на восток, глаза разбегутся по открытому горному рельефу. Там, за лесистыми высотами Голия, на нашем пути в Сербию, лежит знаменитое Ибарское ущелье длиной в несколько десятков километров. По ущелью проходят шоссейная и железная дороги, ведущие с юга через Кральево на север и северо-запад. Важнейшая коммуникация немцев!


Рекомендуем почитать
Две матери

Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.


Горе

Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.


Королевский краб

Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.


Скутаревский

Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.


Красная лошадь на зеленых холмах

Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.


Моя сто девяностая школа

Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.