Югорские мотивы - [9]

От слез помутнело в глазах. Быстро стерев их рукой, я вновь погрузилась в темноту ночной дороги. Черные деревья тянулись по обе ее стороны, как стражники, они нависали и подавляли. Деревья были огромными и закрывали звезды, которых и так было немного.

Да, такое бывает. В конце концов, ничто не вечно, но… Я только начала верить в сказку, как вдруг она исчезла. Лопнула, как мыльный пузырь.

Я научилась мечтать, и сейчас, слушая рык двигателя и тихое звучание радио, я сожалею об этом.

Люди устают, такое бывает…

Я научилась любить, я смогла полюбить – разве этого мало? Я должна быть благодарна ему, судьбе за этот шанс. Но… если бы я знала, что будет так больно, я… предпочла бы ничего этого не испытывать. Оставаться холодной, равнодушной, эгоистичной… оставаться собой. Меня бы вполне устроила игра в чувства, змеиные улыбки друзей, ножи в спину и колкие шуточки подруг…

В конце всегда вспоминаешь про начало…

Так странно… Неужели именно сегодня крутят все песни, под которые мы когда-либо танцевали?

Меня всегда пугала ночная дорога. И почему я поехала именно за город, я не могла себе объяснить.

Темные сосны подметали облака, может, задевали звезды. Кривой заборчик, мелькавший на опасных поворотах, был единственным, что делало дорогу… не такой жуткой.

Вдруг радио зашуршало громче, именно зашуршало – я уже не слышала музыку, только странный шорох. Я его выключила. Наступила тишина. Рычание двигателя теперь казалось громоподобным.

Что-то светлое мелькнуло справа. Лишь секунду спустя я оглянулась, но увидела лишь тьму.

Руки вспотели, я крепче вцепилась в руль и надавила на газ.

Темнота вокруг будто изменилась… она казалась… живой.

На спидометре больше ста пятидесяти, но двигатель стал рычать намного тише. Мне показалось, что я услышала, как о машину ударилась ветка. Я оглянулась, но позади была лишь темнота… И деревья, растущие метрах в пяти от дороги.

Вновь повернувшись, я увидела что-то светящееся, стоящее у меня на пути, и резко ударила по тормозу. Завизжали колеса, машину развернуло на девяносто градусов. Светящийся силуэт растворился во тьме перед самым боком машины. Все произошло слишком быстро…

Я сидела и тупо смотрела вперед. Перед самым носом машины высилась огромная сосна. Я могла разглядеть каждую неровность ее старой коры.

На руках побелели косточки, я еле отцепила их от руля и погасила фары. Откинувшись на сидение, закрыла глаза.

Когда открыла их, то на миг мне показалось, что я увидела что-то светящееся возле старой сосны. Моргнула… и все исчезло.

Я достала сотовый и набрала его номер. Потянулись невыносимо длинные гудки. Мне показалось, они тянулись вечность…

– Миш! – крикнула я в трубку, как только гудки прекратились и наступила тишина. – Миша! – сердце сжалось в комок…

– Привет, – наконец услышала я его мягкий голос.

– Привет, – выдохнула я, улыбнувшись и закрыв глаза рукой.

Как ни странно, сотовый здесь ловил сигнал, в отличие от всей остальной дороги…

Он был на балконе и смотрел на темное небо. Перила, на которых он сидел, свесив вниз ноги, были ужасно холодными, но это его мало беспокоило. Он последний раз любовался городом.

Вдруг откуда-то полилась музыка, совсем тихая, звучавшая где-то на грани восприятия. Он прислушался и узнал песню – ее любимая, они всегда под нее танцевали.

Обернулся и увидел сотовый, лежащий на столике. Чуть прищурившись, разглядел: на экране было написано «Любимая», и эта песня стояла на звонке.

Он слез на балкон с перил и взял сотовый.

– Миш! – раздался ее взволнованный голос в трубке.

– Привет, – ответил он.

– Привет…

Он вновь взглянул на небо, и ему показалось, что звезд стало больше.

Улыбнулся: ведь он выключал сотовый перед тем, как встать над пропастью…

Капитошка

Его звали Капитошка. Он не помнил, кто и когда так его впервые назвал, да и в общем-то это было неважно. У него было имя. И это главное.

Холодно. Небо, ограниченное каменными глыбами больших коробок, было удивительно нежным, светло-розовым, как мороженое. Ночью шел снег – белый, чистый. Сейчас он сверкает. Одетые им деревья блестят искрами неба. Холодно.

Огромный двор заставлен машинами, их нет лишь на небольшом пятачке – на детской площадке. Тихо. Еще слишком рано, все спят. Небольшая железная горка сейчас напоминает настоящую. Когда-то его катали с этой горки, тогда она казалась громадной.

Он положил морду на лапы, краем глаза глянув на левую. Ничего не изменилось.

Просыпался город.

Послышался громкий скрип. Он повел ушами в сторону звука и медленно повернул морду. Из дома, как называли холодный камень люди, вышел друг. Он был намного меньше самого Капитошки, забавно ходил, как и все его маленькие друзья.

– Капитошка!

Он поднял голову и улыбнулся. Друг растянул рот почти во все лицо – он так улыбался, пес понял это давно, с трудом встал и медленно пошел навстречу.

– Капитошка, иди сюда, – сказал мальчик, шмыгнув носом.

Он подошел, с наслаждением расслабляя болевшую ногу.

Руки друга нежно чесали за ухом, осторожно гладили морду, а потом замерли. Он поднял глаза на мальчика.

Снег скрипел, тихо, едва слышно. Друг бегал по площадке, прыгал, играл, как щенок. А он лежал на влажном бетоне, от которого едва заметно шел пар, и смотрел за мальчиком. Ему нравилось наблюдать, как играет его маленький друг, особенно забавно было, когда таких собиралось много.