Юдаизм. Сахарна - [21]
Но раз суть религии у еврея, и еще у библейского еврея, положена в обрезании и в субботе, очевидно, и теизм их, и еще библейский теизм, есть до известной степени «обрезанный» же и «субботний». Т. е. это есть теизм священно-половой, священно-брачный, муже-женский по глубочайшим, сверхчеловеческим, основаниям. И как только мы об этом догадаемся, само обрезание и суббота уже для нас объяснятся только как последствия и манифестации этого внечеловеческого сложения теизма, который и взял человека в столь (для нас) странных точках и в странные моменты. Для нас вырастут юдаизм и христианство как две вершины совершенно самостоятельного бытия, не похожего друг на друга сложения, и не примиримые вовсе, никогда: 1) исповедание половое — Пола, 2) разумное — Разума-Слова. Но в человеке, во мне, в вас, читатель, равно есть и абсолютно неистребимы оба начала: через пол льется бытие наше из века в век, и разумом мы постигаем вселенную. Которое выше? Не опасен ли этот спор? Нужно ли нам органически вырождаться, чтобы успевать в науках, или успевая в науках - постараться сохранить и свежесть, чистоту, священство родового бытия. Очевидно, проблема в гармонии, а не в отрицании, и не в победе которой-нибудь стороны, а в примирении обоих, и примирении с сохранением за каждым теизмом его оригинальных оснований. Ньютон — семьянин — вот идеал; а не Ньютон холостяк или не Соломон, скептический (относительно знания, ведения) творец Экклезиаста. В сущности, в каждом «я» есть зачаток христианина и иудея; и каждое наше «я», рождая, родясь, семействуя — живет зачатком в себе иудея, совершенно неистребимых и истребленным только у скопцов, атрофированным в аскетических убежищах и у отшельников-ученых. Но здесь умерла семья; люди не продолжаются, человечество — вымирает. Итак, «иудей» в нас есть росток в будущее, есть жизнь, есть бытие. Мы бытийствуем по сих пор юдаически, и даже юдаизм и есть собственно священное бытие, священство и священность бытия. «О семени твоем благословятся все народы», — сказал Аврааму Бог; то есть ты-первоположник священства семени, освящения семени, священствования человека в семени, и не только себя, а вообще всякого человека. «Книга бытия» — самое это наречение первой книги Моисеевой — объясняется: здесь положены столпы бытия человеческого, через рассказ миротворения и через завет обрезания человеку.
Сообразно особенной и специальной миссии евреев, перерыв у них субботы и даже просто опущение крепостного мостика, хождение туда и сюда, из субботы во вне-субботнее и из вне-субботнего в субботу, было бы равнозначуще закрытию у нас, европейцев («разумников», живущим Словом — Логосом) разом всех учебных заведений и прекращению книгопечатания; или, относительно ощущения мостика — равнозначуще дозволению ученикам всех школ сидеть на уроках или уйдя из класса — гулять. «Что сделать с сим человеком: он набрал дров в субботу?» — Это — анархия; мост опущен, и если один человек выбежал из субботы (как из отрешенности от земного, разрыва с земным и уединения в небесном острове) в дело, в работу, то завтра выбегут или могут выбежать все. И Моисей сказал: «выведите сего человека из стана и побейте камнями». Суббота есть «иже херувимы» еврея: момент, когда на литургии все начинают слушать только литургию; сбор на украшение храма, т.е. доброе дело - в это время невозможен, невозможны и «невинные» разговоры молящихся, и вообще ничто постороннее и внешнее. Как только мы это постигнем, мы постигнем чрезвычайное упорство евреев в отстаивании субботы перед Сыном Человеческим, о Лице коего они еще не знали, и не верили знамениям... «Мы не против исцеления слепорожденного говорим: но для чего его исцелять в субботу, а не в четверг или не в понедельник? И он станет зрящ, и суббота отцов наших была бы сохранена». Они ощущали, что с субботою затрагивалось и обрезание; и что если слепого исцелить в субботу, то почему бедному не разрешить в субботу собрать дров, и каждому вообще сделать хорошее свое дело, однако, не субботнее, и смешать через это субботнее с несубботним. Поют «иже херувимы»: но один из певчих, отделившись, запел бы «Господи помилуй», потому что «это тоже хорошо, одобрительно и божественно». Все сидят в классе: но прекрасная погода, и один ученик встает и уходит со словами: «Я пойду гулять». Это частное и единичное простирается на всю систему: нельзя более никому учиться, если можно кому-нибудь гулять; нельзя вовсе совершить литургии, если который-нибудь певчий и во всякий ее момент может запеть «избранное им». От сего не только обрезание, но и весь израилев закон — пал с субботою; она же сама отменилась в тот час, как только «собрал дров себе в субботу бедняк», и вообще поднят был вопрос о том: «да если Господь
