Юдаизм. Сахарна - [19]

Шрифт
Интервал

в чем скрыта или тайно указуется та мысль, что, рождая, каждый отец уравнивается, становится братом Богу, во всяком случае «богоподобится», «богоравняется». Если принять во внимание необыкновенную высоту и страх посейчас евреев перед самым именем Божиим — это представление, не мальчишеское же, поразительно), а Суббота — невестою, и говорят: Иди, дядя, встречать невесту, и вслед за этим, в стихах, перечисляются все достоинства невесты: красота, душевные качества и т. д.».

Автор не приводит самой песни, но нам посчастливилось достать ее русский перевод. Вот он, — хотя у нас нет сил проверить столь важные здесь мельчайшие детали языка и мысли:


Гимн Субботе - Шламо Галеви (имя автора).

«Пойдем, друг мой, навстречу невесте и да приветствуем ее в лице Субботы.

«Соблюдай» и «помни» (т.е. ее, субботу) — в одном изречении дал нам услышать Бог Единый, Господь Един, и Имя Его едино в чести, величии и славе.

Пойдем, друг мой, навстречу невесте и да приветствуем ее в лице Субботы.

Навстречу Субботе да поспешим, ибо Она — источник благословения, от начала бытия Она освящена, Она - венец работы, о котором мечтал при ее (работы?) начале.

Пойдем, друг мой, навстречу невесте и да приветствуем ее в лице Субботы.

Святилище Царево, град Престольный — восстань и выйди из-под развалин; полно пребывать Тебе в долине плача, и Он милостиво пожалеет тебя.

Пойдем, друг мой, навстречу невесте и да приветствуем ее в лице Субботы.

Пробудись, пробудись, ибо наступает рассвет (NB: ведь наступает ночь; итак, сумерки наши суть рассвет юдаический, начало мистического их Восхода Солнца), встань и просветись; проснись, проснись, запой ты, ибо Слава Божия воссияла над тобой.

Пойдем, друг мой, навстречу невесте и да приветствуем ее в лице Субботы.

Не стыдись и не красней! Что унываешь ты и что сокрушаешься? В тебе найдут приют бедные народа моего, и вновь воздвигнется город на руинах своих.

Пойдем, друг мой, навстречу невесте и да приветствуем ее в лице Субботы.

И станут добычею грабители твои, и удалены будут все твои притеснители; вновь возрадуется о тебе Бог твой, как радуется жених о своей невесте.

Пойдем, друг мой, навстречу невесте и да приветствуем ее в лице Субботы.

Вправо и влево ты проникнешь и прославлять будешь Господа. Водимые мужем, сыном Парца (Мессия?), мы обрадуемся и возликуем.

Пойдем, друг мой, навстречу невесте и да приветствуем ее в лице Субботы.

Воспрянь, отряхнись от праха, облекись, народ мой, в красивейшее платье твое; через сына Иесея из Бет-Лохми (=Вифлеем) душе моей приближается спасение.

Пойдем, друг мой, навстречу невесте и да приветствуем ее в лице Субботы.

Гряди с миром Ты (Суббота), венец своего мужа, с весельем, в торжестве. Приди, о невеста, войди, о невеста, в среду народа верного и избранного.

Пойдем, друг мой, навстречу невесте и да приветствуем ее в лице Субботы».

IX

Так оканчивается молитва, в тембре и колорите которой есть кое-что общее с Песнью Песней. Нам, арийцам, психология изобретения этих звуков, мыслей, обращений — непонятна. Для нас это только документ; документ быта, веры, религии.

«И вот, — рассказывает нам автобиограф, — обратно из синагоги вернувшись, мы переступаем порог своего дома, и здесь хором, сразу, произносим неизменное субботнее приветствие: Гут шабес. Мать наша, беленькая, чистенькая, в большом чепце шлайер на стриженой голове, вся сияющая от удовольствия, с ангельской улыбкой на устах, отвечает нам тем же приветствием, добавив: и а гут йоер. Мы подходим к столу не раздеваясь; на столе, покрытом белой скатертью, красуются четыре подсвечника из красной меди с зажженными четырьмя свечами. Они зажигаются в воспоминание о четырех праматерях еврейского рода — Сарре, Ревекке, Рахили и Лии, которые, по еврейскому преданию, были основательницами этого религиозного обряда, т.е. Зажжения свечей в честь Субботы; почему это возжение всецело лежит на женщинах, и к нему не касаются мужчины. Возле свечей стоит объемистый графин с красным[15] вином и с ним в ряд три стакана, — а если у нас случался приглашенный ойрех, то четыре. Отец берет графин и разливает из него по стаканам вино; потом благоговейно, сосредоточенно берет свой стакан левой рукой и осторожно ставит его на ладонь правой руки; мы все, присутствующие при этом члены мужского пола (женщинам это не предоставлено) следуем его примеру — и все разом начинаем читать кыдеш (особая молитва). Окончив кыдеш, мы умываем руки и, сбросив верхнюю одежду, усаживаемся уже вместе с женским полом, т.е. матерью и сестрою, вокруг стола по старшинству. На краю стола против сиденья отца, лежат рядом два белые хлеба-жгуты, так называемые халесы, покрытые белою салфеткою; возле них - нож и солоница со столовою солью. Отец благоговейно берет один из хлебов в левую руку, прижимая его к груди (NB: какая трогательность жеста, т.е. в смысле «и хлеб наш насущный, Господи, ты не отнимаешь у нас», и, тоже: «и насадил Бог... и сотворил... и умножил»...), а правою, прочитав предварительно вслух благословение мойце, разрезает его потом пополам, отрезает от одной половины порядочный ломтик, макает его в соль и откусывает полным ртом, жуя; тотчас же отрезывает нам всем по таковому же ломтю и все мы, подражая его примеру, т.е. тоже предварительно прочитав


Еще от автора Василий Васильевич Розанов
Русский Нил

В.В.Розанов несправедливо был забыт, долгое время он оставался за гранью литературы. И дело вовсе не в том, что он мало был кому интересен, а в том, что Розанов — личность сложная и дать ему какую-либо конкретную характеристику было затруднительно. Даже на сегодняшний день мы мало знаем о нём как о личности и писателе. Наследие его обширно и включает в себя более 30 книг по философии, истории, религии, морали, литературе, культуре. Его творчество — одно из наиболее неоднозначных явлений русской культуры.


Уединенное

Книга Розанова «Уединённое» (1912) представляет собой собрание разрозненных эссеистических набросков, беглых умозрений, дневниковых записей, внутренних диалогов, объединённых по настроению.В "Уединенном" Розанов формулирует и свое отношение к религии. Оно напоминает отношение к христианству Леонтьева, а именно отношение к Христу как к личному Богу.До 1911 года никто не решился бы назвать его писателем. В лучшем случае – очеркистом. Но после выхода "Уединенное", его признали как творца и петербургского мистика.


Пушкин и Гоголь

русский религиозный философ, литературный критик и публицист.


Опавшие листья (Короб первый)

В.В. Розанов (1856–1919 гг.) — виднейшая фигура эпохи расцвета российской философии «серебряного века», тонкий стилист и создатель философской теории, оригинальной до парадоксальности, — теории, оказавшей значительное влияние на умы конца XIX — начала XX в. и пережившей своеобразное «второе рождение» уже в наши дни. Проходят годы и десятилетия, однако сила и глубина розановской мысли по-прежнему неподвластны времени…«Опавшие листья» - опыт уникальный для русской философии. Розанов не излагает своего учения, выстроенного мировоззрения, он чувствует, рефлектирует и записывает свои мысли и наблюдение на клочках бумаги.


Попы, жандармы и Блок

русский религиозный философ, литературный критик и публицист.


Заметка о Пушкине

русский религиозный философ, литературный критик и публицист.


Рекомендуем почитать
Окрик памяти. Книга первая

История науки и техники тюменского края и черты биографий замечательных инженеров и ученых, создавших своими научно-техническими достижениями всероссийский и мировой авторитет Тобольской губернии в минувшие столетия, мало известны широкому кругу современных читателей, особенно молодых. В книге рассказывается о наших земляках: строителях речных кораблей; электриках и механиках, заложивших в Сибири электростанции и водокачки; о создателях атомных ледоколов и первой атомной электростанции в Обнинске; самолетостроителях, впервые в мире построивших в Тюмени в годы войны «летающие» танки и реактивные истребители.


Избранное. Том 2

Автор благодарит за финансовую помощь в издании «Избранного» в двух томах депутатов Тюменской областной Думы Салмина А. П., Столярова В. А., генерального директора Открытого акционерного общества «Газснаб» Рябкова В. И. Второй том «Избранного» Станислава Ломакина представлен публицистическими, философскими, историческими, педагогическими статьями, опубликованными в разное время в книгах, журналах, научных сборниках. Основные мотивы публицистики – показ контраста между людьми, в период социального расслоения общества, противопоставление чистоты человеческих чувств бездушию и жестокости, где материальные интересы разрушают духовную субстанцию личности.


Длинные тени советского прошлого

Проблемой номер один для всех без исключения бывших республик СССР было преодоление последствий тоталитарного режима. И выбор формы правления, сделанный новыми независимыми государствами, в известной степени можно рассматривать как показатель готовности страны к расставанию с тоталитаризмом. Книга представляет собой совокупность «картинок некоторых реформ» в ряде республик бывшего СССР, где дается, в первую очередь, описание институциональных реформ судебной системы в переходный период. Выбор стран был обусловлен в том числе и наличием в высшей степени интересных материалов в виде страновых докладов и ответов респондентов на вопросы о судебных системах соответствующих государств, полученных от экспертов из Украины, Латвии, Болгарии и Польши в рамках реализации одного из проектов фонда ИНДЕМ.


Интимная жизнь римских пап

Личная жизнь людей, облеченных абсолютной властью, всегда привлекала внимание и вызывала любопытство. На страницах книги — скандальные истории, пикантные подробности, неизвестные эпизоды из частной жизни римских пап, епископов, кардиналов и их окружения со времен святого Петра до наших дней.


Дети Сети

Дети Сети – это репортаж из жизни современных тинейджеров, так называемого поколения Z. Загадочная смерть, анонимные чаты в дебрях даркнета и вчерашние дети, живущие онлайн и мечтающие о светлом будущем. Кто они, сегодняшние тинейджеры? Те, чьи детство и юность пришлись на расцвет Instagram, Facebook и Twitter. Те, для кого онлайн порой намного важнее реальной жизни. Те, кто стал первым поколением, воспитанным Интернетом.


Там, где мы есть. Записки вечного еврея

Эпический по своим масштабам исход евреев из России в конце двадцатого века завершил их неоднозначные «двести лет вместе» с русским народом. Выросшие в тех же коммунальных квартирах тоталитарного общества, сейчас эти люди для России уже иностранцы, но все равно свои, потому что выросли здесь и впитали русскую культуру. Чтобы память о прошлом не ушла так быстро, автор приводит зарисовки и мысли о последнем еврейском исходе, а также откровенно делится своим взглядом на этические ценности, оставленные в одном мире и приобретенные в другом.