Йормунганд - [42]

— Да.

— Ну, добре тогда.

Хозяин проводил его до двери и закрыл за ним дверь.

У телеги скрипело колесо. Лесок уже продернулся тем неуловимым зеленым отсветом, который появляется только ранней весной. Еще немного и начет зеленеть, а потом и зацветет. Йормунганд не знал, какие цветы цвели в этих местах, но не сомневался, что красивые. Если есть что в мире постоянного, так это красота цветов.

Бьярне сдул пыль с железной розы. Свенн покрасил соцветие в красный цвет, но краска со временем облупилась. Бьярне осторожно потрогал лепесточки пальцем. Хороша работа. Свенн умел делать такие вещи, тонкие, изящные. Старший больше заборы делал, да ворота, а сам Бьярне — клинки: мечи, ножи, секиры.

Он не дарил подарков, когда выбрал себе жену. Все равно лишь на год, как появилась, так и уйдет. Так и случилось. Вот только Касс ушла, забрав с собой его сердце. Задумывали ли ведьмы все так с самого начала, или получилось спонтанно? Бьярне не искал ответа. Когда братья собрались в путь, он знал, что они не вернуться. Чертовы ведьмы, они забрали не только их сердца, но и жизни. Разве можно жить без сердца?

Наивные дураки, вот кем они были, и кем остались.

Бьярне достал костяные руны, потряс мешочек и, не глядя, вытащил горсточку. Разложил в нужно порядке и уставился на них, наморщив лоб.

Может быть, дело в том, что у них не получилось детей? Касс говорила, что не хочет ребенка, но мало ли что у нее было на уме. Кто знает?

Одни из его братьев был все еще жив. Руны предсказывали ему лишения и трудную дорогу, но не смерть. По поводу второго брата руны молчали, пустая руна красноречиво ответила на его вопрос.

У них с Касс мог родиться мальчик, такой же смышленый, как и тот, что явился верхом на чужом коне. Или девочка, маленькая принцесса, утешенье отца. Было бы хорошо воспитывать здесь ребенка, даже если бы Касс ушла. Кусочек ее плоти, частица ее крови осталась бы с Бьярне навсегда, и его сердце тоже.

Что толку гадать, Бьярне смел руны обратно в мешочек. Мальчик вернется только к вечеру, надо бы сообразить чего повкуснее.

Перепутав повороты, Йормунганд плутал между маленькими, незнакомыми, похожими друг на друга поселками.

Шел дождь, и высокий человек ехал на телеге скрючившись, высоко подняв ворот кожаного плаща. Вода стекала по его темно-рыжим волосам и капала с подбородка. Пегий конь потемнел от влаги, постоянно фыркал, мотал головой. Дождь и ему не нравился. Йормунганд сочувствовал Задире. Боевой конь, а впрягли в тележку.

Йормунганд заставил себя выпрямиться и оглядеться в поисках пристанища. Сквозь серую пелену дождя все дома выглядели одинаково, и понять какой из них постоялый двор было трудно. Он спешился и постучал наугад. После продолжительного времени ему открыл худосочный крестьянин, который не посмел бы отвадить крепкого незнакомца.

— Айе! — сказал Йормунганд, морщась от аромата лука исходящего от крестьянина, — Могу я у вас переждать непогоду? Как дождь перестанет, я сразу уеду.

Крестьянин начал было отрицательно мотать головой.

— Дом старосты дальше, — начал он.

— Мне все равно до дома старосты, — нетерпеливо прервал его Йормунганд, — Мне сейчас нужно обогреться и чего-нибудь поесть. И Задире тоже. Есть у вас сено и куда коню поставить?

Крестьянин кивнул.

— Вот и хорошо.

Он указал крестьянину на телегу и прошел мимо него внутрь. Грязь во дворе раскисла, так что до крыльца пришлось добираться через огромную вязкую лужу. В доме тепло и чисто. Стол пуст, видимо, семья уже успела поужинать. Рядом с огнем сидела светловолосая девушка и пряла шерсть, свивая ее в тонкую нитку. Йормунганд смотрел на нее пару секунд, потом слегка поклонился. Она вскочила, приняла у него плащ и помогла снять сапоги, измарав в грязи простое серое платье. Потом суетливо принялась накрывать на стол. Хозяин дома к тому времени уже вернулся, и тихо встал в дверях. Йормунганд заметил, что он тихо положил топор недалеко от двери, на случай, если странник принялся бы учинять насилие или буянить. Йормунганд сел к огню и протянул к очагу озябшие руки.

— Мой конь ни в чем не нуждается? — спросил он.

— Нет, мой господин.

— Хорошо. Денег у меня немного, но я заплачу. Я Гюльви из Ирмунсуля, — сказал он, подумав, что представиться все-таки надо, хоть это и всего лишь крестьяне.

— Не хотите говорить, господин, так и не говорите, — произнес крестьянин кланяясь.

— Ммм, и как урожай нынче? — спросил Йормунганд не представляя, о чем можно говорить с этими людьми.

— Хорошо, мой господин, — ответил крестьянин, — Хорошо, на корню сгнил.

Больше Йормунганд ни о чем не спрашивал, быстро перекусив, сел к огню и так и сидел, не спуская с него глаз, пока не остались лишь редкие красные головешки. Тогда дом погрузился во мрак, а хозяин с хозяйкой тихонько легли спать на тюк соломы в углу. Для гостя оставили свободной кровать. Йормунганд тоже задремал, свесив голову на грудь.

— Дети Хеймдаля, — думал он в полусне. Шум дождя убаюкивал и незаметно для себя Йормунганд заснул, осев на скамью. Глубокой ночью крестьянин встал и накрыл его тонким лоскутным одеялом. Наутро Йормунганд поел вместе с хозяевами, подробно расспросил их о местных краях и даже немного неловко постарался отплатить им за гостеприимство рассказом об Ирмунсуле. Серебряную монету он положил на стол, чем заставил крестьянку низко кланяться, опустив глаза. Крестьянин же оробел от такого счастья.