Йога: бессмертие и свобода - [12]

Относительно аханкары тексты санкхьи приводят много подробностей, но для нашего краткого изложения интересно прежде всего определение аханкары как "самопознания" ("Санкхья-карика", 24). Следует помнить, что этот вид сущего, хотя и будучи "материальным", проявляется не в сенсорных, физических формах, а в гомогенной, чистой, неструктурированной массе. Согласно санкхье, аханкара обретает сознание самой себя, и, в ходе этого обретения, она отражается (сарва, "эманация") в одиннадцати физических принципах (манас, координирующий результаты восприятия; пять видов сознания и пять органов чувств) и в пяти типах физических энергий (танматр).

Стоит отметить ту огромную важность, которую санкхья – как и почти все индийские умозрительные системы – придает индивидуации через самосознание. Мы видим, что генезис мира – психический акт, что именно из этого самопознания (которое, разумеется, совершенно отличается от "пробуждения" Пуруши) проистекает эволюция физического мира и что, наконец, объективные и психофизиологические явления имеют общую подоснову (с единственной разницей, состоящей в степени соотношения гун: саттва преобладает в психических феноменах, раджас – в психофизиологических (аффекты, деятельность чувств и т.д.), в то время как "материальные" явления формируются инертными, плотными продуктами тамаса (танматра, ану, бхутани)).

Санкхья-йога также интерпретирует три гуны и с субъективной стороны, когда рассматривает их психические качества". Если господствует саттва, сознание ясное, спокойное, рассудительное, проницательное; при первенстве раджаса оно возбужденное, изменчивое, нестабильное; подавляемое тамасом, оно омраченное, хаотичное, страстное и грубое. Эта субъективная, чисто человеческая оценка трех космических модальностей, конечно, не противоречит их объективному характеру – "внешнее" и "внутреннее" в данном случае не более чем метафоры.

Помня об этом физиологическом основании, можно понять, почему санкхья-йога считала всякий психический опыт чисто материальным процессом. Нравственность тоже аффектирована: чистота, доброта – не духовные качества, но "очищенная", "тонкая" материя в виде сознания. Гуны пропитывают весь универсум и устанавливают органическую, симпатическую связь между человеком и космосом – двумя целостностями, которые испытывают одну и ту же муку становления и служат одному и тому же Я, не зависящему от мира и подчиненному лишь собственной судьбе. Фактически разница между космосом и человеком есть лишь разница в степени, а не по существу.

В процессе паринамы материя производит бесчисленные формы (викары), возрастающие в сложности и разнообразии. Санкхья утверждает, что такой колоссальный креативный процесс, такое сложнейшее производство форм и организмов требует трансцендентного обоснования. Первичная, аморфная, вечная пракрити еще может быть объяснена из самой себя. Но мир, как известно, не гомогенная субстанция; напротив, он демонстрирует множество отчетливых форм и структур. Усложненность космоса, бесчисленность его форм подняты санкхьей до уровня метафизических аргументов. Процесс творения, как считает эта система, является следствием нашего фундаментального неведения; Вселенная и полиморфизм жизни существуют благодаря ошибочному мнению человека о самом себе, т.е. благодаря факту смешивания подлинного Я с психоментальными состояниями. Но, как мы отмечали выше, невозможно постичь истоки и причину этого ложного представления. Можно сказать только то, что эволюция пракрити носит исключительно сложный, ступенчатый характер. Здравый смысл подсказывает нам, что любое сложное образование не может ни возникнуть, ни существовать самостоятельно. Так, например, кровать как целое состоит из различных деталей, но их стройное сочленение друг с другом создается не само собой, а с помощью человека ("Санкхья-сутры", 1,140 44). Санкхья обнаруживает, что креация носит телеологический характер; если бы процесс творения не был связан со служением Духу, он оказался бы абсурдным, бессмысленным. В природе все состоит из частей – следовательно, всякая вещь должна иметь "управляющего" (адхьякша), т.е. того, кто может использовать эти соединения в своих целях. Таким "управляющим" не может быть ментальная деятельность или состояния сознания (которые уже сами по себе – сложные продукты пракрити). Должна быть некая сущность за пределами субстанциональных категорий (гун), являющаяся причиной самой себя. Более того, эта сущность должна существовать как субъект, который главенствует над ментальной активностью и на который сориентированы "блаженство и страдание". Ибо, добавляет Вачаспатимишра (ТК, 123), блаженство не может ощущаться и различаться блаженством же; а если бы оно ощущалось страданием, то это был бы опыт не приятного, а мучительного. Таким образом, эти два признака (страдание и блаженство) не могут существовать, не могут восприниматься иначе как в направленности на субъект, который превосходит эмпирический опыт.

Этим демонстрируется первое доказательство санкхьи для существования Духа: самхатапарартхатват пурушасья, т.е. "знание о существовании духа через комбинацию одних вещей для блага другого"; эта аксиома в изобилии встречается в индийской литературе и принимается йогой. Вачаспатимишра замечает: если кто-нибудь заявит, что эволюция и разнородность вещества нацелены на служение другим "соединениям" (как, например, в случае со стулом, созданным для того, чтобы служить другому "соединению" человеческому телу), мы можем ответить ему, что эти "соединения" также должны, в свою очередь, служить третьим "соединениям"; череда взаимозависимостей неизбежно привела бы нас к regressus ad infinitum (регресс в бесконечность). "И поскольку мы можем избежать этого регресса, – продолжает Вачаспатимишра, – с помощью постулата о существовании рационального Принципа, то очевидно, что глупо бесконечно умножать связи между составными вещами" (ТК, 121). Согласно этому постулату. Дух, Я простой, нередуцируемый, автономный, статичный, несозидательный принцип, не принимающий участия в ментальной или сенсорной деятельности.