Язык в революционное время - [90]

Ивритская литература в Эрец Исраэль также формировалась двумя отдельными волнами: 1) литературный авангард 1920-х гг. (Шлёнский, Ури-Цви Гринберг, Альми, Тальпир, Штейнман) удовлетворял требованиям авангардистского восприятия своей роли в мире пионерским ишувом и был всецело принят там. Он не вырос из предшествовавшей ему ивритской литературы («поколения Бялика»), но начал все сначала под влиянием русской и немецкой авангардистской литературы. 2) Члены Пальмаха, отборных военизированных отрядов, которые состояли из молодежи, родившейся или выросшей в Эрец Исраэль, и обучались своему делу в 1940-е гг. в кибуцах, представляли собой общество, оторванное от родителей, оставшихся в городах (а те сами когда-то ушли от своих родителей). Они создали «туземный» израильский стиль жизни и литературу, в которой не было никаких следов еврейской жизни в диаспоре всего за поколение до них (родители вряд ли рассказывали им о собственном детстве). Их «Библией» были «Панфиловцы» (ивритский перевод русского романа Александра Бека «Волоколамское шоссе», в котором описывается героизм защитников Москвы 1941 г.); т. е. на них большее влияние оказывал русский героический соцреализм, чем более ранний ивритский авангард Штейнмана или Бердичевского. Каждый раз все начиналось заново, с нуля, и только впоследствии их опыты входили в непрерывную историю ивритской литературы.

Конечно, история западной культуры — особенно революционного и радикального периода последних ста двадцати лет — развивается неравномерно, и в какой-то момент старые элементы опять включаются в нее, сознательно или через подтекст, и новое «одомашнивается» в старой истории.

5. Новое развитие не отличается линейностью и непрерывностью. Оно происходит по нескольким параллельным линиям, начинающимся в разное время и в разных сферах жизни, но под влиянием единой идеи; некоторые из этих линий обрываются, а некоторые обновляются и успешно продолжаются. В эти линии перемен могут включаться индивиды, школы, идеологии, газеты и организации. Бен-Иегуда был первым заметным пропагандистом, выдвинувшим идею возрождения иврита и давшим импульс к созданию новых слов во всех сферах жизни. Он не обладал практически никаким влиянием на общество. Но запущенные им две линии развития — лексические нововведения и Комитет языка иврит — продолжают действовать до сегодняшнего дня, хотя и не в центре, а на периферии жизни языка.

Школы в сельскохозяйственных поселениях воплотили идею преподавания «иврита на иврите», но эта линия тоже умерла и не привела к созданию общества, живущего на иврите. Только принципиально новая линия, социальные ячейки Второй алии, включили ивритскую речь в социальные рамки. Городская Гимназия и образование в школах рабочего движения также закладывали новые начала, а не продолжали традиции образования, бытовавшие в школах сельскохозяйственных поселений (подобно тому, как кибуцное сельское хозяйство не было продолжением частных сельскохозяйственных поселений, а скорее возникло в противовес ему). Только в непрерывном историческом повествовании можно представить все эти линии следующими друг за другом.

Но мы не должны забывать о диаспоре. Параллельно с Обществом точного языка Бен-Иегуды и его друзей в Иерусалиме подобные общества и институты ивритоязычного образования стали распространяться в диаспоре: их число было небольшим в масштабах диаспоры, но довольно существенным по сравнению со всеми носителями иврита в Эрец Исраэль. После Первой мировой войны, когда, с одной стороны, появилась на свет Декларация Бальфура, а с другой — Версальским договором были предоставлены права европейским национальным меньшинствам, а также под влиянием мифа о возрождении языка иврит в Эрец Исраэль, в диаспоре возникли ивритские школы, гимназии, училища для подготовки учителей и сионистские молодежные движения. Все это порождало постоянный поток людей в Эрец Исраэль, что еще больше укрепляло ивритский проект. Такое многолинейное усилие не только возродило язык, но и обеспечило его распространение в обществе при поддержке политической элиты добровольческого ишува, а впоследствии и обязывающего ивритского государства.

Часть III ИВРИТОЯЗЫЧНЫЕ АВТОРЫ О ВОЗРОЖДЕНИИ ИВРИТА

Рахель Кацнельсон

1885–1975. Родилась в Белоруссии, в Бобруйске. Училась в Берлине и на Бестужевских женских курсах в Санкт-Петербурге. Иммигрировала в Палестину в 1912 г. Преподавала иврит и историю молодым женщинам в коммуне Кинерет. В 1920 г. вышла замуж за Залмана Рубашова-Шазара, впоследствии президента Израиля. В 1928–1961 гг. занимала пост редактора Двар ха-поэлет («Слово трудящейся женщины»). Литературный критик и писатель.

Бессонница языка

Перевод с иврита Велвла Чернина

1

В коммуне Кинерет велись дискуссии о кризисе социализма. Из этих дискуссий мне стали ясны такие понятия, как революционное движение и революционная литература. Я поняла революционную природу ивритской литературы в отличие от идишской, и в сердце моем пробудились мысли о нашем предательстве по отношению к идишу и о различии между двумя этими языками.

С началом еврейского рабочего движения в черте оседлости в России в среде еврейской молодежи началось возвращение от русского языка к идишу. Оно началось на основе свободного выбора, так же, как потом мы выбрали иврит. Мы еще не дали оценки этому периоду нашей жизни. Мы были маленькой группой людей, которые не могли не разговаривать на идише. Этот язык в изгнании заменял нам родину. Каждое сказанное на нем слово служило напоминанием и укрепляло нашу уверенность в том, что у нас есть родина — улица, рабочая среда. Тайна еврейства сохранялась лишь в маленьких бедных домах. Сама мысль, что и те, кто живет в достатке, тоже евреи, была странной. Казалось, что лишь в детях с улиц бедноты, в их лицах скрыта тайна расы и ее красоты. Весенними вечерами мы ходили слушать разговоры на бурных рабочих сходках так же, как ходят слушать шорох листвы в роще, потому что там — жизнь. Первое слово на идише, которое мы прочитали или которое прочитали нам, открыло для нас эту улицу. А тот, кто жил на ней, открыл в ней себя самого. Мы нашли и своих писателей — Мориса Розенфельда, Переца и наших сверстников, наших товарищей по духовным исканиям — З.-Й. Анохи, Рахель Фейгенберг. Простоту Авраама Рейзена мы поняли позднее. И превыше всех и позже всех перед нами постепенно раскрылась загадка Шолом-Алейхема.