Язык, онтология и реализм - [104]

Во-первых, в этой модели неявно предполагается, что сравниваемые теории соотносятся с одной и той же совокупностью эмпирических данных, выраженных, стало быть, на некотором нейтральном языке наблюдения, и, более того, имеют одни и те же логические отношения (выведения и подтверждения) с эмпирическими предложениями. Именно на этом основании делается вывод о том, что эти теории одинаково хорошо подтверждаются указанными эмпирическими данными. Опираясь на новейшие исследования по теории подтверждения, научные реалисты демонстрируют неправомерность подобного вывода[143], а также отмечают, что факт теоретической нагруженности данных наблюдения свидетельствует о невозможности проведения четкого и контекстуально независимого различия между эмпирическим и неэмпирическим, на которое опирается тезис о недоопределенности теорий эмпирическими данными.

Во-вторых, критики научного реализма ставят под сомнение надежность абдуктивных выводов, или выводов к наилучшему объяснению, используемых при переходе от некоторой совокупности эмпирических данных к объясняющей их гипотезе. Эти выводы, подобно индукции, носят правдоподобный, или вероятностный, характер и являются «амплиативными», т. е. расширяющими наше знание. И хотя в отношении индукции критики реализма в науке сегодня уже не являются скептиками (они, в частности, признают, что индукция надежно работает применительно к наблюдаемым явлениям), абдуктивным выводам они отказывают в надежности на том основании, что эти выводы выходят за рамки наблюдаемого и постулируют ненаблюдаемые объекты и процессы, хотя это же в каком-то смысле делает и индукция. Тем самым изначально ставится под сомнение возможность теоретического знания в науке.

В-третьих, в тезисе о недоопределенности теорий эмпирическими данными предполагается, что единственным эпистемическим основанием для принятия научной теории является ее эмпирическая адекватность (подтверждаемость эмпирическими данными), тогда как другие соображения, которыми ученые руководствуются при выборе среди конкурирующих теорий (простота, полнота, отсутствие ad hoc средств, возможности объяснения, способность давать новые предсказания, согласованность теории с другими принятыми теориями и т. п.), не будучи связанными с подтверждением, получают статус «прагматических». Отстаивая более сложное и усовершенствованное понятие подтверждения, научные реалисты подчеркивают связь указанных соображений с процессом подтверждения теорий, благодаря которой их можно трактовать не как прагматические критерии, а как «симптомы» или «индикаторы» истинности теории. Учитывая это обстоятельство, эмпирическую эквивалентность теорий вовсе не следует воспринимать как свидетельство их эпистемической неразличимости[144].

Согласно научным реалистам, и теоретическая нагруженность научных фактов не может служить аргументом против возможности объективной эмпирической проверки теорий, поскольку при такой проверке теоретическая интерпретация результатов наблюдения и эксперимента, как правило, формируется на основе других теорий, отличных от проверяемой, а стало быть, эспериментальное начало в науке имеет определенную независимость[145].

Если перечисленные контраргументы научных реалистов призваны показать, что научные теории могут оцениваться как истинные или ложные, то остается еще вопрос о том, насколько правомерно трактовать истину как соответствие реальности. Идея соответствия, по мнению многих ее сторонников, перестает быть таинственной и непостижимой, когда мы рассматриваем понятие истины не изолированно, а в тесном взаимодействии с другими аспектами научной деятельности (механизмами подтверждения и опровержения, процедурами интерпретации, критериями выбора теории и т. п.). В этом случае идею соответствия вполне адекватно выражает теория истины Тарского, дополненная двумя допущениями: 1) если высказывание истинно, то существует нечто такое, благодаря чему оно истинно[146], и 2) то, что делает высказывание истинным, в конечном счете зависит от того, каким является мир, и не зависит (онтологически, но не причинно) от наших когнитивных возможностей и эпистемических критериев. По мнению научных реалистов, мы должны принять эти допущения об объективных условиях истинности наших высказываний, поскольку только такие условия могут каузально объяснить, почему успешные действия являются успешными[147].

Научные реалисты полагают, что наука способна обладать лишь приблизительной или относительной истиной, но одни из них понимают это в том смысле, что теории являются недостоверными, но вероятно истинными гипотезами, тогда как для других, называющих себя критическими научными реалистами, это означает лишь, что теории являются, скорее, ложными, но правдоподобными гипотезами.

В целом же научный реализм в представлении его нынешних приверженцев — это «широкомасштабный философский пакет» (см.: [Boyd, 1990, p. 355–391]), состоящий из взаимосогласованных и взаимоподдерживаемых философских концепций, в число которых входит и представление о научной истине как приблизительном соответствии научных положений реальности, поэтому защита научного реализма тесно связана с поиском наиболее согласующейся с научной практикой совокупности онтологических, эпистемологических, семантических, методологических и этических позиций. При такой стратегии защиты главный довод в пользу корреспондентной теории истины состоит в том, что отказ от нее ведет к искаженному изображению как научной деятельности в целом, так и отдельных ее компонентов.