Язык нна ммуа - [4]

В итоге я понял, что некоторые ювелирные изделия — это тоже строки из поэм. А может, и все.

Под большим ореховым деревом у них была деревенская школа. Климат там очень мягкий, однообразный, погода всегда одинаковая, так что можно жить прямо на улице. По-моему, никто не возражал, когда я присаживался рядом с учениками и слушал урок. Дети собирались под этим деревом каждый день и играли, пока не появлялся тот или иной взрослый житель деревни и не начинал их чему-нибудь учить. Большая часть занятий, как мне представляется, была посвящена именно языковой практике — путем рассказывания историй. Учитель начинал историю, а кто-то из детей ее подхватывал, затем вступал второй и так далее, а остальные слушали очень внимательно, готовые в любой момент продолжить рассказ. Сюжеты черпались обычно из повседневной деревенской жизни — в общем, довольно скучная тематика, — но в этих повествованиях встречались порой неожиданные повороты, шутки или только что изобретенные обороты речи. Новая возможность использования знакомых слов всегда вызывала всеобщий восторг и похвалы. «Это же настоящее сокровище!» — говорили они в таких случаях. Время от времени в «школе» появлялся настоящий учитель. Учителей мало, и они совершают нечто вроде обхода окрестных деревень, в каждой оставаясь по два-три дня и подолгу занимаясь с детьми, чтобы как следует научить их читать и писать. Подростки и некоторые взрослые тоже непременно приходят послушать учителя. Благодаря этим урокам и я научился читать кое-какие фрагменты определенных текстов.

Жители той деревни никогда не пытались расспрашивать меня о моей жизни и о том, откуда я туда явился. На сей счет они вообще не проявляют ни малейшего любопытства. Впрочем, они были ко мне добры, терпеливы, щедры, охотно делились со мной едой, давали мне кров, позволяли работать с ними вместе, но сам я как личность их совершенно не интересовал. И ничто другое тоже, насколько я могу судить — за исключением их повседневных дел: ухода за садом и огородом, приготовления пищи, изготовления украшений, занятий письмом и бесед под деревом. Но беседовали они только друг с другом.

Мне, как и всем прочим «пришельцам из иных миров», их язык казался настолько трудным, что они, наверное, считали меня умственно отсталым. Я, естественно, действовал, как всегда: скажем, бил себя в грудь, называл свое имя и вопросительно смотрел на своего собеседника, надеясь, что он тоже назовет свое имя; или поднимал с земли упавший листок дерева и говорил «листок»… Только они не отвечали. Даже самые младшие из ребятишек.

Насколько я могу судить, у представителей народа нна ммуа имен вообще нет. Они обращаются друг к другу, используя самые разнообразные и вечно меняющиеся выражения, которые, видимо, означают ту или иную степень родства — как по крови, так и по браку, — а также некую взаимную ответственность и зависимость людей, принадлежащих к одной общине, и, скорее всего, еще тысячу иных родственных, общественных и эмоциональных связей. Я мог, например, указать на себя и сказать: «Я — Лори», но какие мои отношения с другими людьми обозначало бы для них это слово?

Подозреваю, что мой язык они вообще воспринимали как некий бессмысленный набор звуков в устах полного идиота.

В мире Нна Ммуа ни одно живое существо, кроме людей, не обладает ни языком, ни способностью чувствовать, ни, естественно, способностью разумно мыслить. Там существует только один язык. Они, правда, признавали во мне человеческое существо, но как бы не совсем нормальное, с дефектом. Я же не мог разговаривать с ними на их языке, поскольку не способен был улавливать связи между словами.

Я захватил с собой один журнал со статьей о том, как организованы американские заповедники. Я эту статью читал в аэропорту. И вот однажды я принес ее под дерево и предложил деревенским жителям как тему для беседы. Они не спросили, что это за текст, сунули туда нос, но ни малейшего интереса не проявили. Я уверен: они даже письменности в нем не признали — разве могли быть им интересны какие-то два десятка черных буковок, без конца повторяющихся в абсолютно прямых строчках? Это даже отдаленно не напоминало их чудесные тексты, похожие на завитки молодых ростков, на листья папоротников, на сверхсложные пересекающиеся геометрические фигуры.

А вот картинки они рассматривали внимательно. В журнале было полно цветных фотографий животных, которым грозит исчезновение, — обитатели коралловых рифов, всякие разноцветные рыбки, пантеры из Флориды, ламантины, калифорнийские кондоры. Журнал пошел по рукам и в итоге обошел всю деревню; потом стали приходить жители других деревень с просьбой дать и им тоже посмотреть; и обязательно спрашивали о нем, если приходили к нам в деревню в гости, с обменом или просто поговорить.

Они показали журнал школьной учительнице, когда она в очередной раз появилась в деревне, и учительница стала расспрашивать меня об этих картинках. По-моему, в первый и последний раз кто-то из них попытался задать мне вопрос. А спросила она так: «Кто эти люди?»

В мире Нна Ммуа, как тебе известно, нет животных, если, конечно, не считать маленьких безвредных пчел, мух и жучков, которые опыляют растения или поедают всякие отбросы. Все растения там съедобны. Даже то, что кажется обыкновенной травой, на самом деле весьма питательный зерновой злак. Там всего пять разновидностей деревьев, и все они дают фрукты или орехи. Одна разновидность вечнозеленых деревьев, правда, используется для получения древесины, но и на этих деревьях тоже растут вполне съедобные орехи. Кустарник там вообще всего один, хотя и вездесущий. Это хлопковый кустарник; из него получают волокно, очень похожее на хлопок, у него вкусные съедобные корни, а из листьев получается очень неплохой чай.