Язычники - [49]

— Мерзоиды! Сплошные мерзоиды! — забормотал старик Ромуальдыч. — И делаю я многое сему подобное, взоры оскверняющее…

— Над задачами воссоздания бо-о-льшие коллективы работают, а вы тут в одиночку… Нури переключил прогнозную машину на анализ эволюции буквообразных уродцев. — Вот и шапкой вынуждены пользоваться, а ЭСУД ведь не для этого, он для экстренных случаев… Вы хоть понимаете, сколь невероятно сложна программа восстановления?

— Нам понимать ни к чему. И шапка у нас не чтоб думать, а для вложения души. Мы проблему нутром чуем. Энциклопедисты-примитивисты — вот мы кто. А программа что… нам ее готовую дали.

— Как — готовую?

О программах Нури знал все, поскольку в воспитатели поднялся с должности генерального конструктора Большой моделирующей машины. С тех пор прошло почти пять лет, но — и это поражало его самого до глубины души — знания остались. Однако разве кто-нибудь работал над программой создания сказочных форм? Такие вещи втайне не делаются.

— Кто вам ее дал?

— Директор ИРП, кто ж еще. У вас там по этой программе все и воссоздается. И эта, виверра, и карликовый бегемот…

— Товарищ Ромуальдыч, — цыганский надрыв в голосе Нури был неподделен. — Эти ж программы для реальных форм! А у вас сказочные!

— Э, все едино. Это нутром надо чуять.

— Ага! — Нури увидел, как буква "Я" утолщилась снизу, а в кружочке возник и замигал кошачий глаз. — О нутре мне уже много раз говорили. Это я понял. Но как по программе для реальных форм вы умудряетесь получать формы сказочные — вот чего я понять не могу. Откуда, к примеру, Дракон?

— Сие тайна великая есть.

— Повторяетесь. Про тайну и Иванушка говорил.

— Тем более, тем более, — забормотал старик Ромуальдыч. Глаз его задергался, словно перемигиваясь с буквой "Я", которая, перепрыгнув на экран центрального дисплея, превратилась в мохнатый колобок, мигнула последний раз и бесформенно расплющилась. — Коли двое говорят, надо прислушаться. Иванушка чист душой.

— Я тоже чист. Но, как сказал Неотесанный Митяй, толку-то… Одной душевной чистоты мало, еще и работать надо уметь.

— А вот когда, к примеру, напряжение падает, что мы имеем? То-то! У вас там крупные комплексы вводятся, а у нас Кащей врывается, скандалит, говорит, темно ему, он, видишь ли, по ночам мемуары пишет, чтоб всех, значит, на чистую воду… Порядок это? Я не про Кащея, черт с ним, я про другое. Ты, допустим, кистеухую свинью в вольере смотришь, хорошо это? Отвечу — хорошо, потому как сознаешь: есть кистеухая свинья и живет на планете той же, что и ты, человек.

— Отлично сказано! — воскликнул Нури.

— Вот. А ежели ты тянитолкая от носов к середке в две руки гладишь? Отвечу — тебе еще лучше, потому что он из сказки. А у нас перерывы в энергоснабжении — это как? А ты на спевке тютелек был?

Нури, прикрыв глаза, вслушивался в бормотание старика Ромуальдыча. Какая-то система во всем этом должна была быть, в подходе к проблеме, в действиях жителей Заколдованного Леса, малопонятных, но, видимо, имеющих свою логику. В конце концов, что ни говори, а продукцию-то они дают. А может, им действительно легче, ибо, кто знает, каков Дракон был в натуре? Вывел нечто чешуйчато-перепончатое — и, пожалуйста. Дракон. А докажи! Но кто, собственно, сомневаться станет? Поразительно: методы сомнительные, а результаты столь впечатляющи…

Был Нури на спевке тютелек, именуемых также дюймовочками: Иванушка сводил его в ближние, доступные посещению места и кое-что показал. Дюймовочки, разместившись вокруг низкого пня на кочках и цветах дикого подсолнуха, разучивали что-то знакомое и жужжащее. Домашний шмель перелетал от одной группы Дюймовочек к другой, предлагая смешанную с нектаром пыльцу, которую налепил себе на бицепсы задних ног. Все это можно было увидеть, если хорошенько присмотреться, а Нури умел присматриваться. Это можно было услышать, если хорошенько прислушаться, а Нури умел слушать.

— А вот дуб железный, еже есть первопосажен! — сказал Иванушка.

Дуб был огромен, и обозреть его было нельзя, не потеряв шапку с головы. В невозможной вышине темнело дупло, в котором, как утверждал Иванушка, дневала змея Гарафена. Но ту змею никто не видел, а только слышали здесь, как она ползает там. За самый нижний сук дуба, метрах так в пяти от земли, уцепилась передними когтистыми лапами Драконесса, положив голову в развилку. На морде ее было написано лучезарное блаженство, поскольку внизу доил ее Неотесанный Митяй. Густое, как мед, молоко звонко цвиркало в бадью, над которой роились пчелы.

— А говорите, тянитолкаю детское питание нужно. Тут молока на ползверинца хватит.

— Молоко, да не то, — вздохнул Иванушка.

Гребенчатый хвост Драконессы тянулся в кусты, а перепончатые прозрачно-черные крылья были мощно растопырены, и сквозь них просматривался багровый диск полуденного солнца.

— Дикая лактация. — Леший утер пот с усов. — Драконыш высасывать не успевает, доить приходится чуть не шесть раз в сутки, и все мне, все мне! А едва задержка — пристает к прохожим и, чешите грудь, гудит и крыльями трепещет. А у них частота двенадцать герц, инфразвук. Люди пугаются до онемения… Хочешь попробовать?