Язычник - [14]

…Тут все увидели, как краска залила щеки юной Олавы. А в следующий миг сестра Дагмара вскочила и бросилась вон.

В доме сразу стало шумно. Каждый из воев, расположившихся за длинным столом, пожелал высказаться. Поэтому, чтобы быть услышанным, Дагмару пришлось кричать прямо у ухо Владимира:

– Ну что расселся, жених? Беги! Догоняй!

* * *

Свадьбу сыграли в Новгороде. На солнцеворот. Сыграли не по свейскому а по новгородскому же обычаю: шумно и весело. Со скоморохами и звериной травлей. С горами снежными и молодецкими потехами. С шутейными боями и стародавними языческими обрядами. Радовалось сердце, радовался глаз… Животы тоже радовались: накрытых столов было – не счесть. На весь честной новгородский люд. Съеденного было – с гору. Выпито – море. Зубов выбито на обычном для всех новгородских празднеств кулачном побоище – мешок. Князь не поскупился – и Новгород тоже отдарился за гульбу честь по чести. Гости с подарками молодым шли – потоком. Как рыба на нерест идет: плотно, одна к одной.

Были гости от ляхов и от моравов. Из Киева, от брата Ярополка, прибыл сам боярин Блуд. Правда, подарков привез мало (должно, растряс по дороге, говорили знающие люди), зато с новгородскими важными людьми со всеми перешептался.

– Пускай, – сказал племяннику дядька Добрыня. – Одно лишь он вызнает: крепок ты в Новгороде.

Прибыли посланцы и из Полоцка. От князя Роговолта и, отдельно, от Рогнеды.

Княжна подарила невесте серебряный венец германской работы и к нему – собственноручно затканное лебедями покрывало. Как бы с намеком: любите, молодые, друг друга и более никого. Это – невесте. Жениху – ничего. Вдруг бы не принял?

А Владимир бы не принял, это наверняка.

Глава 6 Богуслав, гридень княжий. Забавы любовые и дела рискованные

Порубежъе к югу от Киева.

Лето 975 года

Улька, Улька! Чудо-девка! Не глаза у нее – топь. В первый раз увидел ее Славка – и утонул. Жил вроде по-прежнему, работу свою воинскую исправлял, с друзьями пиво пил, поясом новеньким золотым гордился… А забыть не мог. А тут велел ему сотник с парой отроков караван сопроводить – со снастью разной в строящийся городок, – и угодил Славка в самую середку топи. Верней, не топи, а цепкой ловчей сети.

Страшные слова: Дикое Поле. Жить близ него – все равно что зимой, в лютом месяце среди дремучего леса заночевать. Оружной ватажке – еще ничего. А вот одинокому путнику, да еще с бабами, с детьми от волчьей стаи нипочем не отбиться. Даже если он – гридень опоясанный. Сам спасется, а семью серые зарежут.

Так и здесь. Степняки – что волки. Всегда голодные и всегда рядом. Однако ж, как и волки, копченые рисковать не любят: получив достойный отпор, откатываются и ждут более удачного случая. А по обжитой земле ходят с опаской. Как волки, что зимой забегут в село с голодухи, схватят быстренько, что получилось, и со всех ног – прочь. Потому что на сполох тотчас выскакивают мужи оружные – и бьют. Потому и выстраивает княжья Русь еще с Олеговых времен на степных рубежах: на холмах, на многочисленных притоках днепровских да и на самом берегу – где городки небольшие, где просто башенки дозорные. Земли тут отменные, дани нет… Верней, дань тут не князь, а степняк собирает. Если зазеваешься.

Потому на порубежье люди живут не такие, как на внутренних землях. Часто – пришлые, посаженные на землю, как те же касоги или хузары. Или печенеги замиренные. Сидят и свои, коренные. Из опытных воев. Такие вот, как Горомут Поставят городок, укрепятся, людьми обрастут, земли вспашут, скотину заведут, силенок поднакопят – и уже не городок, а город встанет на речной излучине или на крепком холме. И станет тогда Горомут уже не сотником-старшиной, а боярином…

Если степняки не съедят.

Этот городок только нарождался. Обитатели его уже успели возвести первую стену – плотный частокол из оструганных бревен, смазанных особой, от огня и гнили, мастикой. Теперь поставить второй ряд частокола, засыпать между рядами землю – и готова степная крепость.

Сами строители жили в шатрах да шалашах. Большинство – бывшие вои, отлично понимающие, что главное на краю Дикого Поля – не собственные избы, а безопасность. Как закончили с первым частоколом (но не раньше), привезли в городок семьи и скот, построили общий нужник, прорыли колодец, начали закладывать кузницу…

Словом, работа кипела, и все привезенное обозом разобрали вмиг. Раздербанили даже сами телеги: здесь, в Степи, любое дерево в пользу идет. Возницы сели на упряжных коней и двинули обратно – туда, где дожидались у высокого днепровского берега Свенельдовы насады. Отроки, подначальные Славке, уехали с ними. А сам Славка – остался. Потому что городище это, как оказалось, принадлежало сотнику Горомуту, Улькиному отцу.

Знал бы Славка, что встретит дочку Горомута, подготовился бы: бронь надел, золотом подпоясался, чтоб увидела девушка – не отрок пред ней, а княжий гридень. Но Славка не знал и потому въехал в поселок в рубахе, даже не в седле, а на возу, верхом на тесаных бревнах, как какой-нибудь кривичский дровосек.

То есть с точки зрения воинской науки все было правильно. Хороший воин не станет зря боевого коня утомлять. И себя – тоже не станет. Это только в сказках бабушкиных воины повсюду в бронях разгуливают, а в жизни без нужды ни один вой доспехи без причины не наденет. Тем более жарким летним днем.