Языческий империализм - [2]

Должно свершиться неумолимое действие, требующее развертывания всех их чистейших сил. Оно должно быть всепобеждающим, готовым уничтожить грязную корку риторики, сентиментализма, морализма и религиозного лицемерия, которой покрыто и гуманизировано на Западе все. Тот, кто проникает в храм — пусть он будет даже варваром — обязан изгнать оттуда всех осквернителей, сделавших в «цивилизованной» Европе из «духа», из добра и зла, из науки и божественности монополию и спекулирующих этим всю свою жизнь, тогда как на самом деле, они не знают ничего, кроме материи и того, что на эту материю наложили людские страхи и суеверия.

Всему этому надо сказать — хватит! — и при этом некоторые люди снова будут готовы к этому долгому пути, к долгому риску, к долгому созерцанию и к долгому молчанию; при этом снова повеет ветер далекого — ветер древней нордической традиции — и спящие Запада проснутся.

Анти-философия, анти-гуманизм, анти-литература, анти-"религия" — таковы предпосылки.

Хватит! — надо сказать эстетизму и идеализму, хватит! — душевной жажде, создавшей семистского бога для молитв и упований, хватит! — «потребности», которая держит нищих людей в оковах общества, чтобы, связав их взаимной зависимостью, дать им то, что не достает каждому.

Надо всем этим должно возвыситься с чистыми силами. И тогда появится задача, намного превосходящая «политику» и социальные предрассудки, делающая незначительными все трагические позы горя и внешние эмоции; задача, поставленная таким образом, что материальная сила, увлекающая за собой всех людей, все вещи, не сможет более иметь какой-либо вес.

В тишине, в строгой дисциплине самообладания и самоопределения мы должны с холодным настойчивым усердием создать из единиц элиту, возрождающую солнечную мудрость: то мужество (virtus), о котором не следует говорить вслух, и которое исходит из глубин души и сознания, доказывается не в спорах и книгах, а в творческом действии.

Мы должны снова проснуться для обновленного, одухотворенного, терпкого переживания мира, но не отвлеченного и философского, а вибрирующего в нашей крови: для переживания мира как могущества, для переживания мира как ритуала жертвоприношения. Такое переживание мира создаст крепкую, жестокую, активную форму, существо чистой силы; такое переживание мира откроет то чувство свободы и величия, то космическое дыхание, даже самого слабого дуновения которого еще не знали «мертвые» Европы.

Вместо профанической, демократической и материалистической науки, относительной и условной, являющейся рабой непонятых законов и явлений, глухой к глубинной реальности человека, мы должны — в этой элите — воскресить священную, внутреннюю, тайную, творческую науку духовной реализации и «самооблагораживания»; науку, которая способна управлять невидимой силой, повелевающей нашими существами и соединяющейся с тайными корнями рас и вещей; и при этом она воссоздаст, но не как миф, а как самую позитивную реальность, людей как существ, принадлежащих не к «жизни», а к "более чем жизни", способных к трансцендентному действию.

И тогда появятся вожди, род вождей. Невидимые вожди, которые не говорят лишних слов и не стремятся показываться на публике, но чьи действия не знают преград, вожди, могущие все. И тогда опять возникнет центр на Западе — на Западе, лишенном центра.

Это глубокое заблуждение считать, что обновление возможно без восстановления иерархии, т. е. без установления в низших формах, связанных с землей и с материей, с человеком и с человеческим, высшего закона, высшего права, высшего порядка, которые могут быть оправданы только живой реальностью вождя.

Это глубокое заблуждение считать, что государство может быть чем-то иным, нежели civitas diaboli ("дьявольская организация"), если оно не восстановлено как Империя; но так же ошибочно желать установления Империи на основе научных, милитаристских, промышленных, «идеальных» или национальных факторов. Империя — в традиционном понимании — есть нечто трансцендентное, и осуществить ее может только тот, кто обладает достаточной силой для преодоления ничтожных жизней ничтожных людей вместе с их аппетитами и сентиментами, вместе с их убогим национальным чванством, вместе с их «ценностями», «фобиями» и идолами. Это понимали люди древности, когда чтили во главе иерархии существ, королевская природа которых была сплавлена с сакральной и временная власть которых была пронизана духовным авторитетом "более чем человеческой" природы — таинственных носителей могущественных и грозных сил «Победы» и «Счастья». Это понимали люди древности, когда в любой войне они переживали "священную войну", нечто универсальное, торжествующее, все разрушающее и организующее заново, — с чистотой и неизбежностью, свойственными всякому исконно великому могуществу. Понимают ли это также те, которые еще могут и хотят оказать сопротивление? Понимают ли они, что нет иного духа, который должен быть разбужен, — хотя, быть может, в других формах и образах? Понимают ли они, что это является условием для того, чтобы каждая их «революция» не осталась незначительной случайностью в рамках отдельной нации, а стала бы универсальным началом, первым лучом света в плотном тумане "темных времен" — западной Кали-юги, началом истинного восстановления и единственно возможного оздоровления?