Явление зверя - [17]

Не помню, как я добрела до метро. Там, при виде скопления людей и яркого света, я вздохнула с облегчением. Но испытания на тот день, как выяснилось, еще не окончились. На эскалаторе ко мне пристал какой-то поддатый мужичок, весьма прилично одетый, но с такой глупой рожей и с таким противным голосом, что сразу захотелось посоветовать ему носить таинственную полумаску, как у мистера Икса, и побольше молчать!

— Девушка, а девушка! У вас всегда такой пылкий взгляд — или это для меня лично? — спросил он, дохнув на меня перегаром.

Я удивленно на него воззрилась. Собственно говоря, я и заметила-то его только тогда, когда он со мной заговорил. А кроме того — мой взгляд еще никто и никогда не называл пылким! Такое только с пьяных глаз почудиться может… Вкупе с зелеными чертиками…

Когда ко мне пристают — я теряюсь. А потому предпочитаю молчать. Но бегать по эскалатору я тоже не умею, поэтому просто отодвинулась подальше от пьяницы и стала смотреть в другую сторону.

— Девушка, а девушка! Я с вами разговариваю! Ты чего, глухонемая? — Он икнул и хихикнул.

А мне захотелось врезать ему. Чтоб отстал. Но драться я тоже не умею. И поэтому мне пришлось заковылять по эскалатору вниз, чтобы увеличить расстояние между собой и пьяным.

Ох, почему-то с детства у меня голова кружится на эскалаторе! Ни высота, ни скорость, ни качка не вызывают у меня головокружения и тошноты. Ничего вообще — кроме лесенки-чудесенки.

Пьяный цапнул меня сзади за кофту.

— Куда вы, девушка? Не убегайте! Я познакомиться хочу! С серьезными намерениями! Сейчас купим бутылочку красненького и поедем в гости! К вам. Или — ко мне.

Я обернулась и громко, отчетливо сказала:

— Оставьте меня в покое. Иначе я позову милицию.

Милицией сейчас редко кого напугаешь, но пьяного в метро — еще можно.

Он разочарованно отпустил мою кофту и пробубнил:

— Такая красивая — и такая злая…

Крепко вцепившись в резиновый поручень, я преодолевала ступеньку за ступенькой.

Мне сейчас о Леше надо думать…

А еще — на работу завтра… Вернее, намечен визит к потенциальному клиенту, а будем ли мы работать вместе — завтра и решится.

Надо быть в хорошей форме.

А меня — мало того, что Матвей Николаевич вывел из равновесия своим тупым упрямством, так еще и этот пьяница!

Почему-то я совершенно не выношу пьяных.

И еще… Я терпеть не могу, когда ко мне пристают незнакомые люди. Знакомые считают меня странноватой и не всегда приятной в общении девицей. Зато незнакомые… В юности просто прохода не давали. Теперь — полегче. Но все-таки случаются инциденты. Я вообще не люблю, когда на меня обращают внимание. Мне очень хотелось бы стать незаметной. Серенькой мышкой.

Хорошо, что завтрашний клиент — из тех странных мужчин, которые не только не любят, но и боятся женщин. Мне такой очень даже подходит! По целому ряду причин.

С самого раннего детства меня называли «очень красивой девочкой». Правда, только взрослые. Сверстникам я никогда не казалась привлекательной.

Но все равно моя старшая сестра Ника ужасно злилась и ревновала. Как-то раз, когда мне было три года, на ноябрьские праздники к родителям пришли гости. По такому торжественному случаю меня нарядили в парадное платье — красное бархатное, с кружевным воротником. Платье было немецкого происхождения, его привез кто-то из отцовских друзей, и до меня его благополучно относила Ника. Впрочем, до шестнадцати лет у меня вообще не было одежды, купленной специально для моей персоны. Только обувь. Обувь Ника снашивала до дыр, а ее платьица и кофточки доставались мне еще вполне приличными. Так вот: красное платье шло к моим черным косичкам и светлым глазам больше, чем к Никиным каштановым кудрям и карим глазам. И все гости неумеренно мною восхищались. И восьмилетняя Ника так отчаянно приревновала, что вылила на меня целую кастрюлю компота. Компот был вишневый, с черноплодкой, и платье безвозвратно погибло… Но это еще полбеды. Настоящая беда заключалась в том, что компот был очень горячий! От шока я потеряла сознание, пришлось вызывать «скорую», везти в больницу. К счастью, обошлось без шрамов, ожог был не очень сильный. Но праздник родителям мы, конечно, испортили.

Что же касается Ники — она сама была в ужасе от содеянного. С ней случилась такая истерика, что врачи забрали ее вместе со мной. Я пролежала в ожоговом отделении четыре дня, Ника в нервном — неделю.

Правда, ей данное происшествие пошло только на пользу. Во-первых, у меня больше не было красного платья, которое мне очень шло. Во-вторых, ее совсем не ругали за дурной поступок. А в-третьих, ее стали считать «очень нервной, ранимой и возбудимой» девочкой, что подразумевало снисходительное отношение к любым ее выкрутасам. Только Дедушка не прощал ей ничего, считал ее распущенной и называл истеричкой. Из-за этого Ника его терпеть не могла. А родители и другие дедушка с бабушкой — те, что с папиной стороны, — еще крепче утвердились во мнении о нем, как о бессердечном и черством человеке.

Да, ранимой и возбудимой Нике все прощали. Какую бы гадость она ни сделала нам, младшим. Стоило ей разрыдаться с привизгом, как родители кидались ее утешать, а нас ругали. Даже когда она, года два спустя после инцидента с компотом, остригла под самый корешок мою косичку — одну из двух, левую — ее не ругали, а утешали. А меня ругали — за то, что плачу взахлеб и «раздуваю историю из пустяка». Волосы у меня всегда были очень густые, и даже в пятилетнем возрасте косички выглядели как колбаски. А у Ники волосы были обыкновенные. Вьющиеся — но не так, чтобы очень густые. В тот день нас с Никой вместе отправили погулять, и все было бы хорошо, но на обратном пути нам встретилась соседка, умиленно засюсюкавшая о моей красоте и о том, какие у меня славные «волосики». Ника позеленела от злости, отвела меня домой, взяла ножницы и, прежде чем я успела что-либо сообразить, отстригла мне косу. Конечно, после пришлось отстричь и вторую. И сделать прическу «под мальчика». А я в детстве ненавидела мальчишеские одежды на девочках и прически «под мальчика». Для меня это было настоящим горем. Наверное, из-за этого я больше никогда не стригла волос. Только концы срезала, чтобы оздоровить. И косы у меня теперь — хоть на конкурс.