Утром, придя в школу, услышал от пацанов, что вчера в трамвае голая девка ходила и титьками трясла при народе. Я ляпнул было, что и я это дело видел, но мне никто не поверил. А ещё кто–то сказал, что старшие вечером болтали, вроде один вознесенский бандит проиграл в карты сестру «на показ», вот почему она и прошлась голяком, выручая брата. А не пошла бы, так его на перо накололи б…
Нас было много в классе, человек сорок, так что парты стояли в три ряда. Я сидел в середине левого ряда, у окон. Рядом со мной, но в среднем ряду, вертелась, как на шиле, Танька Донник, с которой мы с третьего класса гыркались поминутно. Но сегодня Танька пришла в новом свётло–зелёном платье, а туго заплетённые русые косы были в замечательных пунцовых лентах.
На третьем уроке классная, она вела русский язык и литературу, зайдя в класс и открыв журнал, первым делом после «Здравствуйте, дети!» и
«Садитесь!» прилюдно поздравила Таньку с днём рождения.
— Поздравляю тебя, Танечка, с Днём рождения! Счастья тебе и радости в жизни! Да, тринадцать — это уже что–то!.. — мечтательно, словно вспоминая своё детство, сказала классная. — Конечно, ты ещё не взрослая, но уже и не маленькая. Поздравим, дети, Таню с её праздником!
Пионеры радостно захлопали, им лишь бы не диктант писать. И я, осёл, тоже хлопал, как суматик, неизвестно с какой радости.
На перемене я увидел, как Танька с другими девками пошла на спортплощадку, и они стали по очереди взбегать на бум, а пробежав по нему, прыгать в песок под бревном. Вот Танькина очередь. Она с разгону взбежала на бревно, как вроде стрекоза взлетела, а дальше пошла осторожно, балансируя руками, чтобы не свалиться. Ветерок заголил ей зелёный подол выше колен, но она, погасив быстрой рукой безобразие, дошла до конца, чтобы грациозно спрыгнуть у нас, пацанов, на виду и опять молниеносно поправить непослушное платье.
Я отвернулся, чтобы скрыть свой нешуточный интерес к этому зрелищу. К тому же я, вероятно, покраснел, потому что не только впервые понял, что Таня — красивая девочка, но и оттого, что представил её обнажённой и божественно идущей по школьному буму.
И — мир перевернулся, как песочные часы… Начался отсчёт новой эры, эры любви и всепрощения.
Из меня получился вдруг прилежный ученик. Удивлялись мама и её подруги, в общем–то, не такие уж и толстые и вовсе не мегеры, как я считал раньше. Удивлялась классная и прочие училки. Бабушка приехала из хутора, едва оклемавшись от прошлогодней голодухи, и привезла увесистого петуха — их с дедом куриное стадо за лето восстановилось и закукарекало. Так она тоже нахвалиться на меня не могла — я и за хлебом, я и за селёдкой, я и за квасом. Внук образцовый, хоть на сельхозвыставку меня.
Но главное, что было мотором моего преображения, так то, что классная вскоре после Танькиного дня рождения пересадила меня к ней за одну парту. С того дня я понял бесповоротно, что жизнь прекрасна. А чего ещё надо бывшему двоечнику?..
